— «Как жизнь»? А, послала всех к свиньям собачьим! Достали, упыри! Кругом одни идиоты! И откуда они только берутся в таких количествах, а?! Напилась корвалола, и теперь пусть сдохнут все мои враги! …Сегодня вечером, как всегда, в том же ресторане. Пока.
Из приватного монолога моего клиента, владельца маленького магазинчика по продаже сантехнического оборудования. Колобкообразного мужчины моего возраста, словно наспех утром втиснутого в помятую линялую тенниску с чужого плеча и вытертые джинсы «второй свежести», со следами всех возможных радостей успешной жизни на плохо выспавшемся лице:
— Мля-я, нет сил больше! Цены растут, налоги растут, маразм крепчает! Что ни день, то новый указ, приказ, постановление! И где они этих идиотов в правительстве берут, а? Но ведь невозможно работать, мля!
Из эмоционального монолога со мной моего ну очень большого и важного начальника, вздумавшего круизно прокатиться по всей Европе, у которого вышла заминка с оформлением всех необходимых для этого бумажек. Он — на другом конце провода, я — здесь. Но я почти воочию вижу его, словно он никуда и не уезжал: живот вперед, глаза навыкате, лицо угрожающе апоплексично:
— Иванов, мля, ты почему вот это не так заполнил, а вот это не тогда подал, а?! И почему я должен стоять в этой пи-пи-пикантной очереди, как все идиоты?! Ты чем думал, когда меня оформлял?! Я тебе, я тебя !!!
Куда бы я ни поехал, с кем бы ни встречался, чем бы ни занимался, повсюду встречаю эту самую многочисленную популяцию вида «хомо успешный — хомо несчастный». На самом верху пищевой пирамиды, где трава самая сочная, солнце самое теплое, вода самая сладкая, у резвых и длинноногих. Среди среднего класса с нагулянными бочкАми и лоснящимися загривками по последнему модному визгу в подзолоченных попонах и галунах. И даже среди мелких, карликовых и пониобразных, оттесненных на задворки этих Елисейских полей успеха и вожделенной dolce vita. Повсюду я натыкаюсь на одни и те же лица, которые в анфас comme il faut ослепительно излучают на тебя свои успешность и радость жизни, а в профиль олицетворяют вселенскую скуку и усталость от жизни такой — стоит им только отвернуться, чтобы бежать по своим неотложным успешным делам.
Нет никаких сомнений, что многие из нас, успешных и не очень, обеспеченных и не совсем, знаменитых и бесславных, под звонкое цоканье кровоточащих копыт несущихся со спринтерской скоростью от скромных стартов и до блистательных финишей, со временем начинают осознавать ложность поставленных задач. Их иллюзорность. Надуманность и пустоту. Но многие, и постигнув этот обман и проскакав половину дистанции, даже признавшись себе в том, в чем признаться так трудно, уже не в состоянии сойти с нее, если есть хоть малейший шанс на победу. Потому что сойти с нее — означает признать свое поражение и пустить по ветру все то, золочёное и эфемерное, ради чего ты не досыпал, не доедал, лгал и предавал. Проигрывать мы не умеем. А понять, что проигравший порой и есть победитель, а победитель — проигравший, и вовсе за сенью сознания некоторых.
«Жизнь — борьба». «Жизнь — гонка». «Жизнь — страдание». «Победи — или умри». «Победителям — все, побежденным — только горе». «Победителей не судят». Мы привыкли к этим выведенным и выеденным за нас жизненным формулам и принимаем их на веру. А между тем не было бы никакой борьбы (во всяком случае, она не была бы столь опустошающей), если бы мы сами столь ожесточенно не боролись за свой, как нам кажется, успех.
Борьба за достижение поставленной цели вызывает у наших конкурентов еще больший азарт — каждый, как зомби, запрограммирован быть первым и лучшим, тем самым заставляя нас бороться ожесточеннее наших противников, если мы хотим хоть сколько-нибудь победить. Вот и получается вечная жизнь-борьба за более жирный кусок, за успешность, известность, популярность. В результате — лишение душевного равновесия, покоя, радости жизни. Есть на позолоченной тарелке трюфеля уже не хочется: несварение желудка. Да и вообще, гадость несусветная.
Невзирая на достаточное количество сочных и вкусных кормов, на море развлечений и возможность реализовать своё «я» тысячью разных способов, большинство из нас такой жизнью в итоге явно или неявно недовольно. На то есть несколько причин: достигнув поставленной задачи стать успешным, заработать больше, быть первым, придя к финишу первыми, мы оказываемся в плену собственного успеха, который на вкус оказывается не таким мармеладным. Мы оказываемся в бесконечной суете толкания локтями и брыкания ногами, чтобы как-то оставаться на том уровне успешности, которого с таким трудом достигли. Потому что более молодые и сильные жарко дышат нам в затылок и наступают на ноги. А уступать мы не привыкли. Да и успешность для нас — ueber alles.
Современный человек изнемогает под тяжестью все время усложняющейся современной жизни. Жесткая конкуренция во всех сферах, постоянное умножение обязанностей и обязательств, все усложняющаяся неповоротливость и громоздкость, казалось бы, простых и понятных деловых и жизненных процессов не дает продохнуть, насладиться уже достигнутым, порадоваться самой жизни.
(Недавно я подсчитал, что для такой простой процедуры, как покупка десяти ручек и карандашей для нашего отдела, нужно двенадцать разных подписей и восемь печатей и штампов на девяти разных документах и от трех до семи дней для того, чтобы эти самые ручки и карандаши заполучить. А для покупки китайского токарного станка понадобилось полгода переговоров, триста листов перелопаченных документов и инфаркт главного инженера.)
На одной чаше весов у современного человека перманентный стресс, очень часто вызванный совершенно бессмысленными тело- и умодвижениями, тотальная нехватка времени и вечно преследующее чувство, даже во сне, того, что надо еще быстрее, выше, сильнее. А не то сожрут. На другой — более жирный кусок, более крутая тачка, отдых не в Крыму, а на Багамах. Какой-то эфемерный почет. Или просто чтобы не сожрали. И со школьной скамьи намертво отпечатавшееся в зазомбированном на рыночный лад мозгу клише «Будь круче, будь первым, будь лучшим». Меть в начальники. В передовики. В активисты.
Сколькие из нас — заложники своих пустых амбиций? Своего «тщетного славия»? Своих ложно поставленных задач? Сколько боится признаться в этом самим себе? Сколько никогда не признается? Мы совершенно не осязаем мчащегося мимо нас словно чужого времени нашей жизни. Мы не умеем видеть и чувствовать момент, в котором мы сейчас находимся. Сначала умом мы в будущем, а потом в прошлом. И почти никогда в настоящем.
Сколько людей, возможно, только на смертном золоченом одре, среди накопленного ценой собственной жизни авторитета, почета и движимо-недвижимого имущества, поймут, что силы были потрачены тщетно, а сама радость жизни прошла стороной?
Помните, «Хорошо живет тот, кто живет тихо»? Но про нас ли это?