Совсем не хочется выглядеть заумно, поэтому попытаюсь объяснить по-иному. В религиях существуют заповеди, в науке — законы, принципы и нормы морали, в правовой системе — опять же законы и статьи за их нарушение, а в повседневной жизни… «винегрет» из них из всех плюс индивидуальная значимость тех или иных поступков и высказываний в пользу добра и зла.
Вспомним, например, «Принца и нищего» Марка Твена. Женщина украла хлеб, чтоб накормить ребенка, за что ее надлежало казнить. Плакал палач, плакал обокраденный пекарь… но «правосудие» свершилось. Или другой литературный пример, совсем иного, анекдотического плана. В аду горели двое: под одним — писателем — был лишь уголек, под другим — убийцей — жестокое пламя. По прошествии времени уголек разжегся в костер, а пламя угасло. Причина в том, что под пламенем можно ответить за содеянное сразу, а уголек будет вспыхивать и вспыхивать по мере того, как распространяется гнилая мысль, напечатанная и изданная.
Чтобы не убрести еще глубже в философию, давайте приступим к главному вопросу: искупают ли добрые дела человека совершенное им зло?
Первый шаг на пути к ответу на него донельзя банален: а что за человек? Но он-то и важен, а иначе изрек бы мудрец, что всякая справедливая истина неизбежно обречена на банальность?! Речь, разумеется, не идет о профессиональном, социальном и семейном положении этого самого человека, поэтому абстрактную личность попытаемся рассмотреть в ином ракурсе… и окажется, что их несколько. Вот это да!
Номер раз: типаж, описанный изречением «все благие намерения ведут в ад». Это когда из лучших побуждений оказывают «медвежью услугу» (или «наступают на лапу»). Номер два: собирался насолить, а получилось — наоборот (виртуальное зло, тем не менее, зачисляемое в прегрешения). Номер три: оказался в тупиковой ситуации и инстинктивно защищал собственные ценности (жизнь, имущество, честь себя и близких
Вот такая странная компания. Впору грустно пошутить: кому двоится в глазах — еще повезло. Однако при всей разношерстности собранной нами публики она поддается разделению на две более или менее однородные группы: осознавал человек причиняемое зло или нет.
«Отказники» попадут в затруднительное положение: не ведая, что натворили, они могут и дальше набирать и набирать себе грехи. И притом искренне удивляться, почему ими недовольны, либо скорбно сокрушаться, что не предвидели, не предполагали, не ожидали, не хотели… Если же отбросить все «не», то сухой остаток последствий покажет долю собственной вины и степень желания ее избыть.
«Ненавистники», собранные вместе, окажутся весьма неоднородной массой, в которой будут присутствовать различные тона, полутона, а также четвертые, восьмые, шестнадцатые, тридцать вторые доли и еще более тонкие различия, зависящие от степени осознания содеянного.
И дальше действует новый сортировочный механизм, делящий совершивших на понимающих и не понимающих характер сотворенного действия. Между прочим, этот вопрос не менее важен, чем род, характер, способ явного или мнимого злодеяния (мнимые тоже возникают не случайно, а в назидание).
Неосознавшие — отдельные вопрос, поскольку не ставят задачу искупления. Осознавшие… вновь разбегаются по нескольким путям-дорожкам. Одни ограничиваются битьем поклонов с просьбой о пощаде, мол, не ведали, что творили; другие принимаются за благотворительные поступки, дабы откупиться от вины; третьи уходят в затворничество; четвертые, пятые, десятые… Много тропинок на этом пути, но не все путеводные.
Запутаться в них проще всего, если не понимать, что любое преследование корысти на пути благодеяния не может покрыть совершенного проступка. Сделать добро за реальную «конфетку» либо за причитающуюся в перспективе — простите за тавтологию — бесперспективно. Под конфеткой в данном случае подразумевается благодарность получателей благ во искупление или надежда на милость Бога либо Судьбы в дальнейшем. В любом случае, это аналог средневековой индульгенции, осужденной уже самой Церковью.
Но в таком случае существует ли вообще путь искупления у совершившего неправедный поступок? И кто посчитает, сколько таковых случается ежечасно, — значит ли это, что число непоправимых грешников все множится?.. Не извольте беспокоиться, путь к истинно бескорыстным благим поступкам есть, стоит лишь пройти через ворота, что именуются трудноосваиваемым словом «Покаяние». Не будем ерничать, мол, «не согрешишь — не покаешься».
Лучше рассмотрим те ворота: на них письмена разных времен. Вот, например, в старофранцузском сказании о Франциске Ассизском повествуется о весьма разгульной молодости будущего святого (и даже в Жизнеописании не обойдены пристрастия юноши к кавалькадам, роскошным обедам и проч.). И библейская Мария Магдалена поначалу была вовсе не образцом совершенства… Судьба расейского атамана Кудеяра, сохраненная в преданиях, описана
Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр атаман.
Много разбойники пролили
Крови честных христиан!
Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!
Так в Соловках нам рассказывал инок честной Питирим.
Много добра понаграбили,
Жили в дремучем лесу.
Сам Кудеяр из-под Киева
Вывез девицу красу.
Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!
Так в Соловках нам рассказывал инок честной Питирим.
Днём с полюбовницей тешился,
Ночью набеги творил.
Вдруг у разбойника лютого
Совесть Господь пробудил.
Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!
Так в Соловках нам рассказывал инок честной Питирим.
Бросил своих он товарищей,
Бросил набеги творить;
Сам Кудеяр в монастырь ушёл
Богу и людям служить!
Господу Богу помолимся, древнюю быль возвестим!
Так в Соловках нам рассказывал сам Кудеяр — Питирим!
«Совесть Господь пробудил» — о чем это? О раскаянии. Истинном, искреннем. Лишь испытав его по отношению к содеянному, можно вершить благое дело. Только надо иметь в виду, что раскаяние — это такой волшебный ключик, который необязательно отворяет доступную сознанию дверцу. Иногда он отпирает потаенную, о существовании которой разум и не догадывается. И тогда говорят: «Он проснулся другим человеком».
Прекрасный пример тому приводится в талантливейшей экранизации А. Роу русской народной сказки «Морозко»: молодец, приобретший за буйство нрава медвежью голову, как ни старался, не мог сделать доброе дело, которое вернуло бы ему прежний облик. И даже когда слепую бабушку, которая не знала об его изъяне, довез на закорках до дома, шерсть не исчезла. Зато когда увидел забытую ею клюку в лесу, только подумал: «Как же она без клюки-то, надо бы отнести», — колдовство спало.
Покаяние и искренность — вот главное. И да будет так.
Хочет или не хочет, согласен или нет, на жизненном пути человек проходит два пути: восхождения и возврата. На первом собирает задачки для решения, на втором их «отматывает». Вот почему бывают так лихи и безрассудны юные: они «гребут» на себя то, что потом придется разрешать, и только самим, «мамки-няньки» не помогут.