Строили БСА не только «комсомольцы-добровольцы», но и основная рабочая сила того времени — заключенные. Стройплощадка арены была разделена на зоны режима и ответственности между четырьмя лагерями. Каждый — со своей охраной, бараками, вышками с автоматчиками и лаем сторожевых собак. И каждый — со своими производственными заданиями, планами и сроками выполнения работ.
Поэтому определённая специфика инженерных систем БСА перестала меня удивлять довольно быстро. Арена только внешне напоминала единое здание, а сама состояла практически из четырёх абсолютно независимых друг от друга сооружений. Электрические подстанции, водопровод, канализация и другие системы у каждой «четвертинки» были свои.
А раз вся проектная и исполнительная документация давно поделена по «зонам», то и реконструкцию арены к Олимпиаде-80 большей частью проводили, придерживаясь давно утверждённого зонирования.
Создали специальный Штаб строительства и реконструкции «Олимпиада-80» под началом Бориса Оскаровича Гурецкого.
Помню, что в те времена мы часто поражались, каким франтом всегда на фоне общего дефицита товаров выглядел Гурецкий. Постоянно одет с иголочки в аккуратный, ладно сидящий на фигуре костюм, красивые импортные туфли и, несмотря на строительную специфику, на оперативных совещаниях всегда остающийся галантным в отношении присутствующих дам-проектировщиков.
Подходило время приёмки объектов. Назначили постоянно действующую Рабочую комиссию. Меня в неё включили как одного из представителей эксплуатации.
Сроки поджимали, аврал за авралом иногда объявляли. Несмотря на постоянное внимание ЦК партии и Совмина к подготовке Олимпиады, как всегда, довольно часто чего-нибудь, да не хватало.
Вот и в этой истории из жизни, которую хочется рассказать, когда назначили приёмку технического этажа Восточной трибуны, пришлось долго терзать начальника электромонтажного управления СМУ-54 Карпушкина и его начальника участка Борю Оболенского: успеет ли он смонтировать до конца освещение, щиты автоматики и прочее?
Дело в том, что вокруг всего стадиона параллельно с верхним ярусом трибун внутри располагался технический этаж общей длиной почти километр, состоящий из четырёх отсеков, где устанавливалось всё силовое оборудование систем вентиляции, насосов и всего прочего. У монтажников часто были проблемы с поставками, и кое-чего продолжало не хватать.
Ответ успокоил:
— Успеем… Уже всё успели, можешь идти и смотреть!
До комиссии оставалось ещё немного времени. Зашёл в комендатуру арены к вечно не унывающему Виктору Маевскому. Покурили, посмеялись, когда он рассказал об очередной схватке с уборщицей Ниной В.
Нина была совсем не в духе. Мало того, что на арене давно не проводились мероприятия, поэтому Нина лишилась на время основного и надежного источника доходов по сдаче пустых бутылок, оставляемых в её секторе «ответственности». А бизнес этот процветал много лет подряд, арена была строго поделена между местными, и горе было любому нарушителю конвенции.
Нина, кстати, за счёт бутылок в своё время одна из первых на арене купила автомобиль «Жигули», что мгновенно поспособствовало выгодной, как ей показалось вначале, выдачи замуж дочери. Однако теперь на днях непутёвую дочку Нина безуспешно пыталась развести уже с третьим мужем, а он всё упирался.
Всё это Нина и высказала Маевскому за время уборки в комендатуре, обвинив заодно и бедного, но не унывающего Витю в том, что «все мужики — козлы»! А особенно он, Виктор, который опять не выбросил бычки из пепельницы и вообще замусорил всё помещение и натоптал на полу! Еле выпроводил Виктор разбушевавшуюся Нину, которая едва не огрела его перед уходом своей тряпкой.
Тут подошла Валя Симон, главный архитектор реконструкции БСА. Мы называли Симон даже не Валей, а Валюшей! Валечке было уже лет под 50, но глаза её всегда излучали небесный свет, который не так часто можно заметить и у молодых девчонок, а о её приближении заранее предупреждал неповторимый аромат редких тогда импортных духов. Так было и в этот раз…
Подошли к техническому этажу как раз одновременно с Гурецким. На техэтаж можно было попасть только по скобам, торчащим из стены и ведущим к своеобразным лазам, находящимся в пролётах каждой лестницы где-то на метровой высоте.
Дружно подсадили Валюшу, пошли по этажу. Повключали-поотключали системы, вроде всё работает. Карпушкин мне с Оболенским большой палец вверх показывают, какие они, мол, молодцы. Даже лампочки сигнальные на ящиках управления все в наличии и горят весело и ярко, как на новогодней ёлке.
— А где лампочки сигнальные взяли, у вас же их ещё вчера не было? — спрашиваю.
— Потом расскажем, — отвечают.
Прошли всю зону, аккуратно спустились из очередного люка, и тут вдруг крик и брань Нины:
— Ну только убрала, а опять народищу целая ватага! Откуда вас черти-то притащили? Я вам что — проклятая тут тряпкой махать целый день?!
Ну, точно, внизу Нина В. с подругой. Ниже по лестнице располагались залы с группами общефизической подготовки. Вся арена знала, что когда Нина не в себе, что часто бывало последнее время в связи с определёнными событиями в её жизни, то она любила «гонять» посетителей залов, особенно из групп ОФП. Там же почти все пенсионеры были, отпора достойного от них она никогда не получала и постоянно разряжалась, наслаждаясь безропотностью ОФП-шников перед властью, данной ей тряпкой и ведром.
Вот и сейчас она их погоняла немножко за то, что они натоптали на лестнице, и точила теперь лясы, пересказывая подруге очередной раз о своих невзгодах.
Мы хотели было проигнорировать притязания Нины на наш дальнейший маршрут следования, но Валюша вдруг произнесла:
— А что, пройдём дальше по другой зоне. Посмотрим, что там? Её ведь тоже скоро будут предъявлять для сдачи!
Эх, лучше бы Валюша промолчала в тот раз…
В очередной раз убеждаешься: «Ищите женщину!»
Следующий отсек встретил нас как-то неласково и настороженно. И главное — там было жутко темно! Кое-где тускло светили бессильно лампочки. На всех у нас был только один фонарик, а ведь приходилось подныривать под связки труб и лотки с кабелем, больно ударяться о строительные конструкции и постоянно рисковать упасть с временных деревянных мостков… Успокаивала только мысль, что все мы были в касках. Мол, в случае чего — форма головы не пострадает…
Приподнятое настроение постепенно улетучивалось у всех членов этой вынужденной экспедиции. Ругаться вслух вот только никак было нельзя, ведь с нами была дама, как-никак, о чём постоянно напоминал незабываемый аромат её духов.
Но самое ужасное, что где-то в середине отсека, в полнейшей темноте кто-то из нас наступил на что-то отвратительно пахнущее! Вот тут началась настоящая жуть, потому что, куда бы мы не устремлялись теперь, жуткий запах преследовал нас повсюду, заглушив вмиг парфюм Симон.
Оболенский с Карпушкиным сопели и тихо переругивались рядом в темноте. Как оказалось, они тоже поучаствовали во временном разграблении этого отсека. Обычная история: зоны остались, но ГУЛАГА с охранниками и собаками поблизости уже не было видно. Почему тогда для сдачи не поснимать с зоны ответственности соседей часть лампочек освещения, светильников, выключателей? Да и лампочки в щиты управления именно так и угнездились на той зоне, которую мы принимали вначале.
— Ничего страшного, всегда так делали. Отдаём же потом, взаимообразно. Мы — у них, они — у нас… Приёмо-сдачу осуществим и отдадим…
Кто же знал, что комиссия дальше пойдёт…
Наконец в середине вынужденного бегства с препятствиями Гурецкий принял правильное решение, скомандовав:
— Назад! Разворачиваемся, дальше вообще ничего не видно…
Вовремя, потому что в коллективе начались нездоровые брожения и разговоры, типа:
— И что они такое могут съесть, что … потом так воняет!
Да и Валюша пару раз уже произносила явно не парламентские выражения.
Потихоньку начали ускоряться, насколько это было возможно, и как клубни картошки из грядного дырявого мешка вывалились на лестничную площадку. Но запах никак не отставал…
Всё оказалось просто и понятно. Когда мы все начали отряхиваться, то Борису Оскаровичу ничего не оставалось, как начать счищать на железную конструкцию лестницы «что-то» со своих красивых туфель из крокодиловой кожи.
Если кто-то думает, что наши приключения на этом закончились, то это не совсем так.
Снизу раздался не крик даже, а больше похожий на рык голодного зверя в зимнем лесу вопль Нины:
— Ах! Они мне ещё дерьмом тут мазать будут!
ОФП-шники так бегать вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступени, как мы тогда, думаю, никогда не научатся…