…Стояло жаркое лето 1972 года, в Подмосковье горели болота. Полное безветрие, москвичи задыхались дымом. В маленьком тогда а/п Быково было немноголюдно. Рейс в Бегишево задерживался. Наконец объявили посадку. В салоне АН 24 пассажиры облегчённо вздохнули — здесь без дыма. Час с небольшим полёта — и приземление.
Выходим из самолёта, идём к зданию нового аэровокзала. На середине взлётного поля встречаемся с группой улетающих из Бегишева пассажиров, завязываются короткие разговоры. Меня убеждает бывалый мужчина средних лет в том, что напрасно сюда прилетел, кругом грязь, траншеи, теснота в комнатах, прожил год, и вы уедете.
По выбору своих технологических предпочтений я зашёл в вагончик прессово-рамного завода (ПРЗ), провёл короткий разговор с кадровиком, получил приглашение работать наладчиком холодно-штамповочного оборудования (ХШО). Трудоустройство длилось 7 дней, выдали 12 руб. подъёмных и на 8-й день, с группой вновь принятых на КАМАЗ, теплоходом отправлялся в Тольятти, где предстояла стажировка на ВАЗе.
Знакомство на теплоходе оказалось полезным. Выяснилось, что мотивы переезда у всех одинаковы — желание работать по специальности, иметь хорошее жильё. Оказалось, что у всех новичков КАМАЗа — высшее образование, стаж работы по специальности, желание углубить свои знания в современных технологиях машиностроения.
Хотелось всё познать до мельчайших подробностей, так у каждого сформировалось безоговорочное согласие — быть рабочим классом. Трудоустройство на ВАЗе прошло быстрее, и 12 сентября 1972 года я первый раз выходил на работу наладчиком ХШО.
Дата запомнилась первым снегом, выпавшим в этот день. Жителю Донецка и Ростовской области, где учился и работал после ВУЗа — в диковинку.
Стажировка оказалась весьма насыщенной — работа 3-сменная с полным 8-часовым рабочим днём. До работы переодевание в робу, после душ, потом занятия 4 часа по специальности.
Работа (выставление и наладка штампов) на крупных многопозиционных прессах, поставленных фирмой FIAT (фабрика индустриальная автомобильного транспорта), до безумия нравилась, ранее ничего подобного не видел. Автоматическая штамповка средних по размеру деталей просто радовала глаз.
Миновали картины повседневной заводской жизни, но одна очень запомнилась.
Закончили ночью установку и наладку многопозиционного штампа на прессе, подписали у контролёра ОТК образец — разрешение на штамповку партии детали. Присели на бордюр проезда по цеху — ждём окончания смены. Антонио (авторский надзор за всем) нас проходит, возвращается и опять мимо нас — туда и обратно. Да сядь ты и посиди с нами! А он отвечает: «Я ваш сидяч забастовка не принимайт участи».
Годичная стажировка завершилась сдачей зачёта на стропальщика и экзамена на повышение разряда. Стали отчётливо видны узкие места в работе штампов, что не позволяло достигать проектной производительности.
Начальник смены предложил заняться мелочами, мешающими работать на проектной производительности. Спрос на Жигули в стране был неимоверным — шёл 3-й год их выпуска.
Так последние полгода в рабочей робе стоял за кульманом, разрабатывал, затем осваивал простые приспособления для нормальной работы штампов, имел широкие возможности.
После разработки чертежа размножал его, отдавал на изготовление под эгидой ремонта и наладки штампов цеха, в котором работал. Такое действие ускоряло изготовление, не надо было открывать заказ, вести его нормирование, определять очерёдность изготовления.
Вывод большого многопозиционного пресса на проектную производительность — событие, развешивают плакаты с поздравлением о вчерашнем. Однажды с напарником установили на грейферные линейки новую конструкцию захватов (устройство передачи полуфабриката с одного штампа на другой) и долго провозились с наладкой штампов.
Пресс под выставление комплекта штампов дали во 2-й смене, остались на ночь, началась 1-я смена, у пресса много начальства, подъехала аварийка (машина быстрой доставки деталей на главный конвейер), а у нас идёт естественная притирка деталей в узлах трения. Захваты то правильно положат деталь, то со сдвигом. Каждая деталь сразу грузилась в кузов аварийки.
Начальство смотрит молча, мастер суетится, повторяет один вопрос — когда? На обед с напарником не пошли. В тишине огромного цеха работал с остановками один пресс с размерами стола 1,8×3 метра. Немного перевели с напарником дух, когда заметили выравнивание сил трения в парах скольжения поршней грейферных захватов.
Началась стабильная работа пресса. Теперь уже не начальство стояло возле пресса, а простой заводской люд. Все понимали: идём впервые на проектную производительность — 6400 деталей за смену. И не дошли, смена кончилась, на счётчике было 6220 деталей.
Моя цеховая вольность стала объектом наблюдений ОТиЗ, пошли замечания о наладчике за кульманом. Начальник смены всех успокоил — он скоро уедет от нас. Так и случилось, 8 марта 1974 года вернулся в Набережные Челны.