Чем хороши перемены? Тем, что будет что вспомнить

Реклама
Грандмастер

Чем хороши перемены? Говорят, они, как новый старт, открывают новые перспективы, предоставляют новые возможности, расширяют горизонты. Еще говорят, что полезно менять место работы раз в 2−5 лет, чтобы расти «над собой», развиваться, становиться лучше; съехать со старого места проживания, чтобы найти себе новое, лучшее, комфортное…

Конечно, все так, все правда. Только мне вот перемены — эти грубые, с острыми шершавыми зазубринами стыки времен твоей жизни, когда ты еще в подвешенном состоянии, состоянии не-бытия — еще дают возможность стряхнуть с себя старую пыль и, словно голым, новым, между прошлым и будущим, на мгновение увидеть, поймать себя самого. Себя настоящего, какой ты есть на самом деле, а не каким тебя все время хотят видеть, каким ты был и снова будешь. То есть всегда чужим, не своим. И жить, жить, жадно жить в эти блаженные промежутки между прошлым и будущим.

Для того чтобы сорваться с места, работы или жилья, страны или континента, нужна определенная доля… глупости. Наивности. Неопытности. Иллюзий. Авантюризма. И возможны такие внезапные порывы, в основном, в молодом возрасте, когда в тебе еще больше надежд, чем разочарований, прибивающих к грешной земле, и опыта, который хороший советчик, но плохой активатор для каких-нибудь перемен.

Реклама

…Тогда во мне хватило всего: и глупости с наивностью, и иллюзий, и упрямства, которое часто важнее ума и опыта. Снявшись с нажитого места, сначала уехали моя дочь, жена и ее родители. А потом, полгода спустя, закончив работу по контракту, за ними подтянулся и я.

О, как я был наивен тогда, пускаясь в эту авантюру, уезжая туда, где жили родственники моей жены, ее родители, но где я был совершенно чужой и чужим было все для меня. Но на то она и молодость, чтобы совершать ошибки — дай бог, свои.

Отбыв с шумом и причитающимися торжествами отвальную, день рождения, а заодно и прощание со своей Родиной и родителями, темной августовской ночью я прибыл в незнакомый город N, незнакомой страны N. Было еще по-летнему тепло, в кустах неистово трещали цикады, на улицах было чисто и от фонарей светло, почти как днем или, на худой конец, как в каком-нибудь Лас-Вегасе. Впечатления были самые многообещающие, под ложечкой приятно посасывало, впереди было, конечно же, счастье…

Реклама

Однако всего за неделю, что я успел пожить с женой, дочкой, а также тестем, тещей и шурином в их новой квартире, мы успели вдрызг разругаться. Виноватым для всех сторон оказался, конечно, я. Не то говорил, не так сидел, не так стоял… Я и сам тогда не понял, чем было вызвано столь сильное отторжение меня семьей супруги, но чувство было не из приятных, из непонятных.

Кстати, вы вообще замечали, что люди интеллигентные и неглупые в конфликтных ситуациях обычно винят себя или хотя бы предъявляют и себе какие-то претензии, а ля «в конфликте всегда виноваты обе стороны», а люди простые всю вину возлагают на тебя, даже если сами вели себя еще хуже?

Если коротко, то для родителей жены я оказался плох тем, что просто был. Просто был там. Мне вменялось в вину неуважение к старшим, избалованность, нежелание жить по установленным правилам и еще какие-то недомолвки, которые я понял потом, понял с трудом. Налицо был конфликт поколений, разница в мироощущениях и миропонимании. Да и, говоря по правде, их просто раздражало нахождение постороннего человека на своей территории.

Реклама

Меня же выводил из себя, а вернее просто не давал спать, храп тещи, которую нельзя было «толкнуть в бок», ибо она для супруги была святыне подобна; невозможность посреди дня присесть на свою же кровать, которую родители моей тогда еще дорогой жены не постеснялись поставить у себя в спальне, или открыть холодильник, чтобы сделать себе бутерброд.

Но особенно тещу выводили из себя наши с женой «денежные разговоры». Разговоры эти она подслушивала, и любое упоминание о деньгах, «которые я привез», активировало в ней просто взрывы откровенной неприязни, о которой она, по-крестьянски, не стеснялась заявлять вслух.

Жена тихонько плакала от такого не-взаимопонимания, мы вместе безуспешно искали жилье, куда торопились съехать. Тещенька по вечерам, стоило нам вернуться, недовольно грохотала кастрюлями и ложками, всякий раз наливая нам суп, жалея каждую ложку и приговаривая: «Надо искать быстрее, сколько можно у нас жить?»

Реклама

Пока в один прекрасный из дней этого нелепого противостояния не произошел Большой Взрыв: терпение, как всегда, лопнуло у меня первого, ну, а потом и все остальные не постеснялись присоединиться — ведь «первая вина» была на мне. Дабы не доводить до смертного греха, были привлечены остальные родственники жены, и уже на следующий день мы с нашим нехитрым скарбом в три пакета, три мешка съехали в заброшенный дом на окраине, любезно предоставленный дальним родственником жены брата тестя за кругленькую сумму.

Мое сильное расстройство и самые невеселые мысли скоро сменились радостью, почти ликованием, как быстро сменяется летом дождливая погода на яркое солнце и пение птиц в яблоневом саду.

Реклама

Дом, старый и заброшенный, с самого своего рождения никому не нужный, почти деревенская изба, манил свободой от чужих предрассудков и радостями самостоятельной, простой жизни. Да хоть в шалаш, хоть на выселки, хоть под мост — лишь бы подальше от затхлой атмосферы чуждых по духу людей, которым твое присутствие, как кость в горле.

Мы переехали в самом начале сентября, когда солнце еще припекало по-летнему жарко, в невероятных размеров саду, в который с трудом пробивались солнечные лучи, созревали и по вечерам падали с пугающим глухим стуком огромные, как булыжники, «грабштины», сочные каштели и другие неведомые мне сорта яблок, в густых зарослях вовсю стрекотали кузнечики, а в воздухе пьяняще пахло скошенной травой. В вечернем, остывающем воздухе то и дело раздавалось почти мистическое, яблочное: бам, бам, бам-бам…

Реклама

Все прилегающие территории — яблоневые и вишневые сады, огороды под картошку и свеклу, колхозное поле с созревшей кукурузой, куда я пару раз ходил по вечерам и возвращался с пакетами, до верха набитыми желтыми початками, а дальше, в каких пяти-шести сотнях метров, торжественно и неумолимо стоял лес. Настоящий, не прилесок и не лесок, а из высоких сосен и елей густой лес, у верхушек которого начиналось синее, как у самого моря, высокое небо. Обстановка оказалась самой идиллической, пасторальной и донельзя трогающей меня за сердце, обещая, что все обязательно будет хорошо, и даже лучше.

Сам дом оказался без внутреннего ремонта — только голые, сиротливые стены да кучи строительного мусора вперемешку с битым стеклом по углам с батареями пустых бутылок из-под вина и пива вдоль стены. И поэтому каждое утро, сделав обход своих новых владений и порадовавшись солнцу и жизни, я нехотя принимался за ремонт. Выносил мусор, прибивал плинтуса, олифил и красил полы. Поправлял перекошенные окна, подтягивал дверные петли, замазывал щели в стенах.

Реклама

Оказалось, что я неплохой строитель или, скорее, ремонтник, только вот с двумя печами оказалось не все так просто. У печей не было тяги — то ли они были забиты, то ли еще что. Пришлось снова прибегнуть к помощи родственников жены, которые под разными предлогами отказались, а один не отказался помочь и нам даже удалось починить одну из печей.

Моей супруге дома не сиделось, и она, влекомая чувством дочерней вины перед монументом-мамой, то и дело отлучалась на весь день, чтобы проведать своих родных. Дорога туда и обратно занимала не один час, и поэтому почти целыми днями я был предоставлен сам себе, совершенно тому не сопротивляясь и не печалясь.

Утром я делал обязательный обход своих владений, потом прибивал плинтус-другой, закрашивал один угол или другой, делал перерыв на обед, снова шел в сад, собирал себе в грязную майку десяток больших каштелей, заваливался на старый, пыльный диван посреди комнаты, купавшийся в волнах солнечного света, доставал томик Лермонтова или Солженицына (что удалось найти у хозяина дома) и принимался за чтение.

Реклама

Потом снова закрашивал уже другой угол, прибивал тут, подправлял там, но ближе к вечеру все дела оставлял и шел в сад наблюдать закат. В старом комоде второй комнаты я обнаружил пыльную пузатую бутыль какого-то пьянящего напитка, по всей видимости, это было местное вино из прохладных погребов, и я с удовольствием прихватывал ее с собой в качестве своего верного компаньона и собеседника.

Усаживался под старую яблоню, прямо на ворох сухой травы и, медленно пьянея и от заката, и от вина, смотрел, как огромный, словно красный деревенский желток, шар неспешно и нехотя ползет по небосклону, загадывая, через сколько времени он встретится с лесом. Отхлебывал из бутыли, закусывал там же подобранной каштелей, наблюдая, как солнце неумолимо сползает все ниже и ниже, к верхушкам гордых сосен. Отхлебывал снова, под воздействием сладкого вина и невероятного пейзажа начинал декламировать вслух чьи-то стихи, потом свои, потом какие-то отрывки. Снова смотрел вдаль, снова прикладывался к бутыли, снова что-то читал и снова смотрел туда, где были красота и вечность…

Реклама

Несколько раз, счастливый и пьяный, я проваливался в короткий сон. Просыпался весь мокрый, в сухих травинках или от муравьиных укусов, когда солнце уже провалилось за горизонт.

Порой, дабы как-то разнообразить свою пасторальную идиллию, я выбирался в тот самый лес. Носками обоих на левую ногу кем-то оставленных резиновых сапог я врезался в кучки прошлогодней листвы, как индеец взбирался на неисследованные пригорки и спускался во влажные лощины, полные мокрых папоротников. Один раз даже дошел до какой-то быстрой реки, на берегу которой обнаружил старую лодку с веслом. Устоять перед соблазном не хватило сил, и, решительно прыгнув в лодку, я отчаянно отчалил от берега, подхваченный быстрым течением, завертелся в одну, в другую сторону, вокруг… Чтобы тут же обнаружить, что лодка протекает, а я все дальше и дальше от берега, несомый течением непонятно куда, непонятно зачем…

Реклама

Тогда в голову пришла спокойная мысль и тихим шепотом постучалась в виски:

«А не хочешь ли ты умереть, умереть счастливо и радостно, спокойно и умиротворенно? Зачем эта бренная, несправедливая жизнь, полная жестокости и разочарований, непонимания и нелюбви? Умри, умри, умри… Вода быстра, вода глубока, в воде облака… В воде облака, в воде счастье, в воде покой, в воде мир, в воде любовь…»

Но тогда я струсил, не послушался своего внутреннего голоса и уже по щиколотки в воде кое-как все же причалил к какому-то песчаному берегу, примерно метрах в пятистах от места старта. Тогда я с трудом нашел дорогу обратно, еще изрядно поплутав по чаще, и вернулся домой пьяный без вина и счастливый непонятно чем.

Реклама

Так повторялось до конца сентября, пока вечера не стали прохладными. Под яблоней уже не получалось сидеть дольше десяти-пятнадцати минут. Кусались комары и все больше хотелось домой.

В конце месяца ремонт дома был закончен. Зарядили дожди. Жена устроилась на работу, я же оставался дома, топил печь, пилил дрова, иногда так же ходил в поля и лес…

Потом стало сложнее. Рано опускающаяся ночь, непривычный холод, а потом и снежная зима заставили меня о многом пожалеть. Печь грела плохо, работу найти не получалось. Отчаянье овладевало мной все чаще и чаще. Пару раз я в сердцах выбегал как был на задний двор и по колено в снегу просил Всевышнего вернуть меня на ту протекающую лодку или просто там же забрать меня к себе. Порывался уехать обратно…

Реклама

Примерно так и закончилась моя идиллия от переезда. Впереди была трудная зима. Одна нелюбимая работа, потом другая. Все более натянутые отношения с женой. Непонимание. И скорое расставание…

Лодка любви банально разбилась о берега быта. Или дала течь, точно как та лодка в лесу.

Ну, а потом все прошло, все ушло, все стало проще и на душе заметно легче. И в тот самый момент пришло осознание того, что жизнь и не должна быть простой, а переезд — это и было мое нескучное, трудное счастье.

Реклама