Для многих число 13 ничего хорошего не обещает. А если ещё 13-е выпадает на пятницу — пиши пропало! Страх, который овладевает некоторыми нашими гражданами, называют мудрёным словом параскаведекатриафобия.
Но это по-научному. От греческого тердекафобия, где первая часть слова «тердека» означает тринадцать, а фобия — страх.
Когда скорая привезла меня в 13-ю городскую больницу 13 февраля в пятницу, да ещё в метель, я сразу подумал, что ничего хорошего не будет. Вот если бы 12-го или 7-го — тогда совсем другое дело.
12 апреля я родился и за долгие семьдесят с лишним лет жизни этот день доставлял только радость. И против седьмого числа я ничего не имел. Цифра-то библейская! Бог всё сущее создал за семь дней, и в музыке семь тонов звукоряда, семь чудес света опять же! И даже под килем семь футов иметь надобно! А уж пословиц не счесть:
Для бешеной собаки семь верст не круг!
Реклама
Семь бед — один ответ.
— Много пословиц, — лихорадочно подумал я, когда везли по коридору на каталке. Боль в сердце не давала возможности сосредоточиться. Плохо соображал после того, как свалился дома на пол. Однако сил хватило протестовать, когда раздевали догола и отобрали мобильный телефон!
Вообще голый мужик, да ещё без телефона — это недоразумение. Абсолютно бесправное и глубоко несчастное и забитое существо, лишённое всякого человеческого достоинства. А когда перетащили на кровать в огромной комнате реанимации с тремя большими окнами, где лежали вперемешку мужчины и женщины, крыша поехала не в ту сторону.
На расстоянии вытянутой руки слева на кровати хрипела бабка, накрытая простынёй. С двух сторон стояли капельницы. Мне тоже воткнули банку, обёрнутую чёрной бумагой, а рядом поставили ещё одну, но уже без обёртки. Я запротестовал было, что положили рядом с женщиной, но старшая цыкнула, чтобы лежал смирно и не буянил, а то заведующую отделением позовут — она этого не любит!
— Гляди-ка, — сказала молоденькая сестричка напарнице, — дед еле языком ворочает, совсем плохой, ему о вечном думать надо, а он права качает!
Сразу вспомнился рассказ Зощенко про больницу, где больного положили в ванную и тоже с бабкой, а трупы там выдавали родственникам с двух до пяти! Я что-то тихо вякнул про трусы, но старшая сурово оборвала, и пока туго соображал, что к чему, мне притащили старую разбитую тележку с одноканальным старым аппаратом для кардиограммы. Другая сестра в это время прилаживала намордник кислородной подушки.
Наутро бабку отгородили ширмой — хрипеть она перестала, а потом и совсем увезли. Я огляделся: в палате стояло двенадцать кроватей, на которых в одной стороне лежали женщины, а в другой мужчины. Большинство пожилые. Вчера меня положили на свободное место, а поутру кровать перетащили в мужскую половину.
Посередине комнаты стояло поперек два стола, за которыми сидели дежурный врач-реаниматолог и сёстры отделения. Над каждой кроватью висела куча всякого оборудования со шлангами и проводами. Пустыми глазницами на больных смотрели мёртвые мониторы, осциллографы и разноцветные лампочки. Висели кислородные маски. Из всего этого богатства работал один звонок над головой больного, но до него не дотянуться.
А в палате гремели тележки: сёстры тащили кислородные подушки, катили дефибриллятор деду напротив. А мне непрерывно капали и капали, заменяя бутылки. Руки затекали в одном положении, спина разламывалась, а слева ныла какая-то вип-персона. Его притащили ночью и утром готовились куда-то перевозить. Возле него всё время крутились врач и сёстры.
Пузатый вип был в тенниске и трусах, при телефоне под подушкой и всё время канючил, что ему плохо — хуже всех. К нему вскоре заявился главврач в тонких золотых очках и розовых обвислых щёчках. За ним смешно семенила на подворачивающихся каблуках тучная, рыжая заведующая отделением, раскрашенная, как индеец во время войны с бледнолицыми. Они наперебой ему объясняли, что сейчас его повезут в областную больницу делать кардиографию, что ничего страшного они не видят.
«Да, — подумал я, — плохо, когда ты с „овощного ряда“ и никому не нужен. Хотя если не залечат, может, и выживу! Пузатого, небось, к бабке не положили! Может, и мне бы эта „графия“ не помешала бы? А может, он и не вип? Просто денег до хрена? Поэтому и трусы оставили с телефоном. Отстегнул! Вон и жена вся расфуфыренная прётся к нему с ридикюлем. Как её в реанимацию пустили? У них просто так мышь не проскочит!»
Вот тебе и 13 число! Ещё и пятница! Вот вы думаете — суеверие? Ничего подобного! Тринадцатого числа даже Гитлер боялся! И это он ещё с нашим «здравоохренением» знаком не был!