Ну, а самыми первыми моими часами были тоже его, «Спортивные», Первого Московского часового завода. Те самые, что в конце седьмого класса, уже по весне, я откопал в материной банке из-под венгерского персикового компота, в которой хранился весь домашний запас пуговиц. Часы оказались без стекла, секундной, минутной стрелок и без капельки фосфора у цифры «8», что когда-то, судя по всему, была на этом самом месте…
В общем, выглядел этот случайно затесавшийся между пуговиц агрегат — не особо презентабельно. Но… Как ни странно, после того как я пару раз — вперед-назад — крутанул рифленое колесико подзавода, часы… Пошли! А внешний вид им быстренько восстановили в часовой мастерской, куда я их самолично отнес.
И в самом начале летних каникул у меня появился шанс поехать к бабуле без какого-либо взрослого сопровождения. По той простой причине, что с часами мне будет точно — до минуты! — известно: когда отходит поезд, на который у меня в Москве пересадка. И я, само собою, не опоздаю на него. Не воспользоваться таким замечательным, прямо волшебным, шансом было бы просто грешно…
Эти отцовы «Спортивные» были у меня долго. Пока я училище не закончил. А закончил я его хорошо. В аттестате о среднем образовании у меня даже троек не было, а диплом о специальном образовании вообще был красным, что давало мне право безо всякой отработки сразу после выпуска ехать и поступать в институт. И это после школы, где все, даже тепло относившийся ко мне учитель математики, светлая ему память, только и делали, что ругали меня.
Тот же математик при встрече, как правило, жаловался отцу, что я упорно не хожу на факультатив по его предмету. А посему пусть отец не обижается, но пятерку в четверти он мне не поставит. В общем, отец был очень доволен тем, как я закончил путягу. Всем своим друганам показывал мои аттестат и диплом, так что я даже стал побаиваться, что он их где-нить по пьяни посеет. Но нет, уж за что, но за мои документы отец помнил и всегда приносил их домой.
В общем, на радостях, он решил купить мне наручные часы. Я, конечно, хотел что-то типа «Командирских», но кто же будет у меня спрашивать моё мнение. Отец сразу решил, что часы должны быть в позолоченном корпусе. И купил мне такие часы минского часового завода «Луч».
Но месяца через четыре, уже в колхозе… Они у меня, практически сразу, встали. Понтовые часы для порядочных бюргеров, а не для первокурсников, собирающих черноплодную рябину на бескрайних полях Ленинградской области вне зависимости от реальных погодных условий конкретного дня. И в дождь, и в ветер, и в грязь… Поэтому в том, что часы остановились на первой же «колхозной» неделе, вообще-то, не было ничего странного или удивительного.
Уже после колхоза в одном из переулков, где-то в районе Нарвских ворот, я отыскал «лучевскую» гарантийную мастерскую, где часы бесплатно отремонтировали. И месяцев девять-десять они вполне исправно ходили. До лета следующего года.
А вот как только у них истек гарантийный срок — практически сразу же! — они взяли и… Снова встали! Поскольку гарантия вышла, на их ремонт нужны были деньги. Которых у меня тогда не было. И я положил ставшие бесполезными часы куда поближе: в прикроватную тумбочку. Чтобы, как оказалось впоследствии, взять их подальше. Поскольку они… Все такие золотые из себя!
Они, видимо, обиделись на меня за такое пренебрежительное отношение к ним и… И как-то незаметно исчезли из моей жизни. То ли я их потерял, то ли кто-то в общаге приделал тем часам ноги (что более вероятно), но в армию я уходил уже с теми часами, что когда-то нашел в материной банке со старыми пуговицами.
С тех пор «лучевских» часов у меня не было. Я как-то с большим пренебрежением относился к их качеству. Несмотря на все моё теплое отношение к столице советской Белоруссии и заводу «Луч» с характерным светящимся логотипом над его проходной, напротив которого, в «Доме колхозника», мы жили, когда ещё школьниками ездили в Минск на соревнования.
Но память о тех, «золотых», часах осталась. Даже не столько о них, сколько о том чувстве гордости, которое когда-то отец испытывал по отношению к моим, таким, в общем-то, не столь уж и значимым, достижениям. А скорее всего, даже не к ним, а больше ко мне, идущему вслед за ним, по его стопам. К тому, кто кровь от его крови и, соответственно, продолжатель всех его дел.
Наверное, для того, чтобы эта память была
Заговорили и рассказали мне ту давнюю историю из жизни, подняв в моей памяти лица людей, многих из которых я так давно не видел… Почему рассказали? Для чего? Не знаю. Может, чтобы уже я перевел рассказанную ими историю с часового языка на общедоступный и о ней узнал ещё кто-то, помимо меня?..