И на все мои вопросы, как там мой сыночек учится, классная только вежливо улыбалась и говорила, что хорошо бы мне самой как-то посидеть на уроке, чтоб иметь личное впечатление. Ибо составить хоть какое-то мнение по рассказам Макса не представлялось возможным.
Итак, история из жизни. Скажу честно, Макс ходит в школу без напряга. Никаких истерик или капризов. Приходит оттуда и вовсе в эйфории. Как под кайфом. Ничего не помнит. Все его описания школьной жизни обычно сводятся к краткому набору «нормально!» и «не знаю!» в различных комбинациях.
Именно поэтому я двумя руками ухватилась за приглашение учительницы. Признаюсь, каждая из нас преследовала свои цели. Она хотела, чтоб я «включила Макса в школьную жизнь». А мне позарез нужно было выяснить, наконец, что ж там такое творится, что он ничего не помнит после.
Процесс «включения» Макса представлял собой перекличку. Сначала мой злобный шепот, сопровождающийся пиханием в спину: «Макс! Подними руку! Ты ведь знаешь ответ! Подними руку!!» И затем через паузу ответ ленивца, развалившегося на парте и даже не оборачивающегося на отчаянные призывы, вполголоса отмахивающегося от меня: «Неохота!»
Когда толчки набирали критическую массу, Макс таки делал какой-то едва заметный и неуловимый жест рукой… То ли заигрывающий, то ли призывный, мол: «А вот она рученька-то! Кто увидел — молодец!» И так с завидной регулярностью каждые две-три минуты.
А попутно я наблюдала захватывающий спектакль, творящийся вокруг. Во-первых, выяснилось, что уроки у моего ребенка идут под классическую музыку. И все в определенном порядке, а не просто так. Вовсе не хаотичное приобщение к прекрасному, а вполне системное.
К примеру, если звучит «Турецкий марш» Моцарта, значит, перемена, и следующий урок — обязательно математика! На математике фоном идет Бах. Опять же вполне логично. Угадайте, что на чтении? Правильно! Вивальди, «Времена года!» Так что уже только по звуковому ряду человеку с музыкальным слухом легко определить, каково нынче расписание у ребенка.
Ну, а если дети подустали, то прямо посреди урока раздаются чарующие звуки самбы-джаза! И все послушно тут же кидают ручки и выпрыгивают из своих парт, строясь дружными рядами… И начинается отвязная дискотека под водительством отлично двигающейся в ритме танца учительницы.
Во-вторых, и это самое интересное, если на перемене кто-то из мальчиков дерется, мутузя друг друга, то никто не бросается их разнимать. Все просто как бы издали наблюдают за их безумием. А на следующем уроке учительница ведет разбор полетов. Во всяком случае в тот памятный день было именно так.
Андрей подрался с Эмилем. Один в другого плюнул, второй, соответственно, тут же подмял его под себя, раздавая тумаки куда придется. Как только прозвенел звонок, учительница величественно произнесла:
«Дети, сегодня знаменательный день! Мы с вами только что присутствовали при битве гладиаторов! Гладиаторские бои восходят к эпохе Древнего Рима. Это были рабы, которые дрались на забаву публике. Тот, кто выигрывал, получал свободу! Судьба того, кто проигрывал, была в руках толпы! Если народ показывал „вот так!“, то проигравшего убивали тут же, а если „вот так!“, то ему оставляли жизнь за то, что он хорошо развлекал публику! С тех пор, дети, прошло уже очень много времени! И весь цивилизованный мир уже давно решает свои проблемы мирным путем! Путем ди-а-ло-га и пе-ре-говоров! А воюют друг с другом в наше время только дикари, не владеющие искусством дипломатии и политики! Да-да, Андрей и Эмиль, это я о вас говорю. Это вы вели себя как дикари! То есть как гладиаторы!»
Реклама
Гробовая тишина. Девочки нервно теребят косички. Ну, а некоторые к этому времени вообще спят. Это я про Макса.
Выдержав многозначительную хрестоматийную паузу, учительница красноречиво продолжает с еще большим напором:
«Так вот теперь настало время спросить вас, Эмиль и Андрей, собираетесь ли вы так и оставаться гладиаторами в наше время, или все-таки последуете за цивилизованным миром? Может, сядете за стол переговоров и обсудите свои разногласия? Андрей! Что ты скажешь по этому поводу?»
Встает тонкий и звонкий, но очень упертый Андрей и, глядя исподлобья искоса, злобно шипит: «Убью гада!» Учительница улыбается: «Одну сторону конфликта мы услышали. Спасибо, Андрей, садись! А что нам скажет Эмиль?»
Этот поменьше ростом и поплотнее, поэтому, наверное, и добродушнее оказался: «Пусть только подойдет! Получит!»
Учительница нарочито спокойно:
«Замечательно! Первый раунд переговоров состоялся. Стороны пока еще не пришли к согласию. Думаю, нам всем стоит подумать над этим дома. А завтра вернемся к обсуждению ваших версий и предложений по урегулированию данного конфликта. А сейчас все свободны!»
Думаю, я была под впечатлением больше, чем кто-либо другой в этом классе. Поэтому вообще пришибленно молчала всю дорогу. Мне ведь теперь стало совершенно ясно, почему Макс ничего не помнит.
Макс, напротив, выспался и был бодр, как никогда. Мы как бы поменялись ролями.
— Ну, что, Инна, понравилось тебе у меня в школе?
Я выпалила:
— Не то слово!
Тогда Макс с еще большим интересом спрашивает:
— И ты даже поняла, какие уроки у нас были? Вот этот последний особенно! Что это было?
Я задумчиво размышляла: «Есть несколько версий, но я думаю, лучше глянуть в расписание. Там все будет точно!»
И вот я ищу в скупых строчках расписания что-то вроде «История древнего мира» или «Человек и закон», на худой конец. И… Ура! Нахожу! Третьим уроком значилось спасительное «Человек и мир»!
Радостно ткнув пальцем в лист, я возликовала:
— Вот же, Макс! «Человек и Мир»! Вот что это было!
Макс с нескрываемым восхищением глянул на меня:
— Знаешь, я думаю, никто в нашем классе, кроме тебя, этого не понял!
Еще бы, сынок!