Ловишь глазами взгляды встречных… Шальные… весёлые… озорные глаза. Но это — редко, всё же ещё только начало весны… Чаще безликие, серые, тёмные и невыразительные, как и одежды этих людей, безразлично выходящих из зимней депрессии и холода.
И вот встречаешься взглядом с такой же непонятной тоской и томлением в глазах… Точно, угадал — он также вбирает, раздувая ноздри, весенний воздух, наполненный только ему, посвящённому, едва уловимым запахом талой воды, устремившейся к рекам и водоёмам…
В глазах одновременно и азарт, и тоска… Переглянулись, и всё встало на свои места, стало понятно — мы думаем об одном и том же…
Последний лёд… Мартовский… Ноздреватый, уже не звонкий, как прежде, уже частично покрытый кое-где небольшим слоем воды, ненадёжный, но всё же!
Эх, махнуть бы сейчас куда-нибудь! На Селигер, например, пока там последний нетронутый лёд лунками не расковыряли.
Забросить всё к чёртовой матери, прихватить с собой только ледобур и ящик со снастями, да валенки с галошами, да штаны и телогрейку полегче… Да! Даже в мыслях шапку забыл… Как всегда! Всё же холодно ещё рано утром…
Или на Волгу, куда-нибудь в среднее течение, ближе к Сызрани, например…
Мы с институтским приятелем, Лёхой-Буржуем своевременно идентифицировали выражение наших глаз и устремление мыслей. Обучение в местном политехническом институте было весьма необременительным, развлечений в уездном городе «кот наплакал», энергии в молодых организмах — выше крыши. И что прикажете делать, когда на Волге лёд? Cкучища одна, даже русалки местные от тоски к полыньям не подплывали, подо льдом прятались…
Вот мы с Лёшкой и втянулись в зимнюю рыбалку, а втянувшись — полюбили. Благо у Лёхи на берегу стоял сарай с лодкой и рядом банька, поскольку жил он в частном секторе — в Засызране. Народ там жил капитальный, по-буржуйски зажиточный, а по меркам 70-х годов — вообще куркули.
Только в этих местах вызревали настоящие знаменитые помидоры «Бычье сердце» — громадные, кисло-сладкие, сочные, рассыпчатые. Все дворы были заполнены теплицами, в которых после снятия редиски высаживались помидоры. Цены на них никогда не снижались, товар высоко ценился и вывозился во все концы необъятной страны — в городе было аж два железнодорожных вокзала по всем направлениям.
Ну, и куда девать доходы? Во дворах стояли капитальные кирпичные строения с крепкими железными крышами и коваными оградами. В гаражах отдыхали до следующей поездки с товаром на рынки в Тольятти или Ульяновск не совсем доступные для прочего люда «Волги». Всё это богатство день и ночь стерегли снующие туда-сюда вдоль заборов по проволоке свирепые цепные псы.
Как-то Лёха, совершенно случайно, показал и подвал под домом — это было не просто персональное бомбоубежище, это была пещера Алладина, вмещающая продовольственные запасы с едой и питьём в расчёте на четыре года. Под землёй был настоящий железобетонный бункер с системой рекуперации воздуха и прочими инженерными хитростями. И дело тут вовсе не в Лёхе — весь район был таким, но именно к Лёшке намертво прилипло прозвище Буржуй.
Так или иначе, но у нас всегда было гарантированное место, где можно было обогреться в исключительно экстремальных ситуациях. Лёд-то всё-таки был мартовский, ненадёжный… Но такой манящий!
В этой рыбалке главным было не количество выловленных ершей с пескарями, не физические упражнения на воздухе, выделываемые нами при бурении лунок. Главным было общение с такими же близкими по духу и увлечению людьми, встающими ни свет ни заря, в любую погоду, с одним и тем же выражением и блеском в глазах. Причём это не зависело ни от статуса, ни от возраста. На этот вид
Когда не клюёт, собирались по два, а чаще по классической схеме — по три человека, грелись на морозе тем, чем русский мужик издавна согревает душу и тело, разгоняя остывающую на морозе кровь…
Помню, что часто объединялись с одним ещё крепким мужичком, ветераном войны, бывшим капитаном-артиллеристом РГК (Резерв Главного командования — армейские соединения «Катюш»). Мужик был немногословен, да и о его боевом прошлом мы узнали только тогда, когда он в сердцах сказал в ответ на фразу из известного стихотворения, произнесённую уличным репродуктором, висящим у завода «Пищеконцентрат»: «Из одного металла льют — медаль за бой, медаль за труд…»
Эта строка сбила его неспешный ход мыслей и, видно, вывела из себя. Он поставил ещё не опустошенный стакан у лунки и долго смотрел в неё, не мигая, а потом произнёс: «Это всё, конечно, так… Но, если бы я, работая в тылу, работал плохо, гнал бы брак, с меня сняли бы бронь и отправили бы на фронт. А вот если бы я плохо воевал на фронте, то с меня сняли бы погоны и запросто расстреляли перед строем… Вот и вся разница… А так — всё верно…»
Больше он ничего не говорил и не рассказывал, но его молчание было красноречивее и правдивее всех цветастых слов и лозунгов из репродукторов…
И таких встреч и собеседников судьба дарила каждый раз с избытком…
Кошки у меня сроду не было, я — собачник. Поэтому если случалось нам выхватить из мутных вод Сызранки что-нибудь хвостатое с жабрами, то это доставалось Лёхиному коту, который с вожделением смотрел на нас каждый раз, когда мы уходили на рыбалку, а уж когда встречал… Даже без рыбы он нас обхаживал, ласкаясь по-своему: выгибал своё огромное длинное тело и тёрся о валенки — мол, ничего, в следующий раз обязательно принесёте, поймаете!
Но самое поразительное, в глазах Лёхиного кота читалось то же самое выражение, что и у нас — с азартом, тоской и томлением! Нет ничего крепче мужской солидарности и взаимопонимания… Он же тоже мужик, он тоже понимал — мартовский лёд тает… Надо использовать последний шанс! Надо успеть…
Позже, от постоянного отсутствия клёва и естественной лени, мы с Лёхой эволюционировали и стали сразу, не выходя на лёд, оставлять снасти в предбаннике. Банька была — что надо! Настоящая… С паром… С веничком… Единственный минус — про текилу тогда никто слыхом не слыхивал, тем более — в тех краях, а местный «мескаль» был «так себе»…
Кот вот Лёхин стал почему-то недовольным. Так вроде — ничего, но взгляд у него явно изменился… Я даже стал подозревать, что он не до конца кастрированный. Странные в марте, эти коты…
Вспоминая сейчас всё это, я и думаю — а может, послать всё к чёртовой матери, да и… Не всем так везёт с Селигером или Волгой… Мне бы хоть на Москву-реку, хоть чуть-чуть, хоть до первой поклёвки!
Эх, где мой ледобур и ящик со снастями?
И чёрт с ним, пойду без шапки!