Недоверие друг к другу нарастало и прорвалось, как гнойный нарыв, осенью 1983 года. НАТО начало вблизи границ Восточной Европы военные учения «Опытный лучник»: регулярные части и спецподразделения занимали свои позиции, но главное — по сценарию учений предполагалось полевое базирование американских ракет с ядерными боеголовками «Першинг-2».
В ответ Советская армия приступила к полномасштабному боевому развёртыванию, армейская авиация начала срочную переброску из арсеналов в воинские части ядерного оружия. Из-за режима секретности официально в стране мобилизация не объявлялась, но фактически она началась…
Любой, кто когда-то имел в мобилизационном предписании красную полосу резервиста 1-й категории отлично понимает свою меру ответственности, но всегда надеется на лучшее, что не всегда получается…
Было раннее утро выходного дня, так что посыльным из военкоматов и военным патрулям, усиленным милицией, не представляло особого труда «выдёргивать» из тёплой постели или просто на улице что солидных отцов семейств, что совсем ещё юных пацанов. ГАИ совместно с военными останавливали автомобили на дорогах, забирали документы, путевые листы, а техника своим ходом шла к месту сбора.
Я был на работе, поэтому звонок жены о том, что прибегал посыльный, меня особенно не встревожил… Звонок в военкомат поначалу развеял чувство тревоги, на другом конце трубки дежурный заверил, что ничего страшного — просто проверка мобилизационной готовности. Мол, чем быстрее отметитесь, тем быстрее отпустим… Хватило ещё ума, дураку, чтобы за свои деньги поймать такси и, забрав дома военный билет, побыстрее появиться в военкомате.
Коридоры были забиты такими же бедолагами, как и я. Военная машина со скрипом завертелась, заглатывая в своё чрево раз за разом новые порции вновь прибывших.
Ближе к ночи, прячась от стылого осеннего ветра, я обречённо пришивал к солдатской шинели и гимнастёрке старого образца погоны старшего лейтенанта. Вокруг меня толпились такие же, как и я теперь, «партизаны»…
Большие и не обустроенные взводные палатки не спасали от пронизывающего холода. Хмурый октябрьский лес под Нарофоминском пытался хоть как-то согреть нашу ораву, снимая с себя не только нижние сучья, но даже и кору деревьев. Наутро стволы стояли почти все голые и бледные — то ли от инея, то ли от своего какого-то природного предчувствия. Ночью выпал снег, который не смог скрыть следы нашей жизнедеятельности, а наоборот — густо раскрасил всё вокруг в неприглядные цветные разводы.
Стуча котелками и зубами от холода, народ толпами собирался у полевых кухонь.
Загаженный за одну ночь лес, запах костров и перловки из котла, помноженный на стойкое амбре сапог и давно залежавшегося обмундирования, создавали окрест неповторимый аромат предстоящего грустного и тревожного времяпрепровождения.
В очереди у котлов оживлённо обсуждались новости с первой ночёвки: четыре человека замёрзли насмерть, включая одного партизана-полковника, который только четыре месяца назад демобилизовался после многолетней службы. Он, как говорили, не замёрз, а умер от сердечного приступа. Все понимали, что это произошло не от радости его попадания в родную стихию… Что поделаешь — судьба…
Марс урчал довольный, принимая первые жертвоприношения.
Народ, хоть и сбитый волей судьбы и генеральских умов в серо-шинельное стадо, всё же начинал глухо роптать. Первые же «самоволки», в которую, вспомнив опыт срочной службы сбегал и я, подтвердили, что семьи и родные вообще не в курсе наших приключений.
Предвидя первые волнения и недовольство, нас, офицеров-политработников, собрал к вечеру второго дня на совещание кадровый полковник — начальник политотдела. Он нам долго пытался втолковать про воинский долг, про любовь к Родине и необходимость стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы… Ничего нового.
Рассказав для поднятия духа пару абсолютно тупых армейских анекдотов, полковник предложил нам высказаться.
Молчание прервал «партизан-капитан»: «Товарищ полковник, сколько сейчас у вас человек в подчинении?»
«Свыше восьми тысяч человек».
«И вы посмели для восьми тысяч человек создать такие условия быта и ночёвок? Я завтра же сделаю так, чтобы с вас и вашего начальства не только сняли погоны, но и вызвали в ЦК (КПСС)!»
Мы, конечно, сразу сбросили дремоту, оживившись. Совещание полковник тут же прекратил, предложив капитану представиться.
Дальше начиналось самое интересное…
Капитан оказался первым заместителем председателя Госкомитета по внешнеэкономическим связям. Вернувшись из командировки в Сирию на три дня раньше срока, он «завис» у любовницы. А что — семья на даче… Он — «всё ещё в командировке»… Всё складывалось великолепно!
Его «повязал» патруль, когда он вышел в магазин за сигаретами. Точно так же, как и все, чтобы быстрее отвязались, съездил за военным билетом — и в военкомат. Что ему могло грозить, если, по его словам, у него аж три действующих генерала в подчинении! Когда начал объяснять — кто он, дежурный позвонил в Госкомитет. Там подтвердили, что такой-то есть, работает заместителем председателя, но он сейчас в командировке, за границей. Самозванец, короче.
Капкан захлопнулся! А скандал поднимать никак нельзя — расшифруешься с любовницей!
Пришлось ему терпеть, хоть и в отдельной палатке, ещё несколько дней наше общество — слишком высокие сферы закружили этот мобилизационный хоровод с Марсом.
Только дня через два чёрная «Волга» отвезла капитана в заоблачную теперь для нас гражданскую действительность, а мы ещё долго смеялись, и обсуждали этот случай — «Бог шельму метит!»
Начались давно забытые армейские будни, с боевым слаживанием подразделений, получением и расконсервацией техники и вооружений, с унылыми политзанятиями. Резервная армия фронта под командованием генерала Неелова накачивала пресс и мускулы, пытаясь понравиться Богу Войны…
Единственным доступным развлечением были редкие походы по окрестностям в качестве начальника патруля. Ребят я себе подобрал надёжных и суровых, что мы неоднократно демонстрировали, отбивая своих у местных гарнизонных патрулей. Лишь однажды, вначале, удался маленький мужской праздник, когда один из моих бойцов, вдохновлённый, вероятно, политинформацией, вспомнил, что в его автоцистерне, стоящей посреди прочей конфискованной ГАИ техники, залито пиво, которое, вероятно, испортится, если его вовремя не выпить, сорвав пломбы с крана. Но он, мол, нам ничего не говорил, в случае чего…
Где-то через месяц, когда начала спадать напряженность противостояния и началось взаимное свёртывание учений и ядерных арсеналов, нам, командирам и политработникам, вспомнилось, что людям пора возвращаться к мирному труду, к своим семьям, к женам и детям, а не болтаться в одежде не по росту по полигонной грязи, как… в проруби.
Осознав своё истинное предназначение, а также надвигающиеся по срокам выборы в какую-то очередную ветвь власти, мы сначала вдохновили, а затем поддержали личный состав в святом порыве — не идти строем на эти выборы в военно-полевых условиях… В те далёкие времена это было сильное заявление — не поддержать голосованием «единый блок коммунистов и беспартийных»!
Как Бог Войны ни сопротивлялся и ни скрежетал зубами, приплясывая от злобы, нас вскоре демобилизовали. Но ведь Марс не может без грохота если не пушек, то литавр! Заканчивалось всё торжественно — прохождением маршем под музыку «Прощание славянки» партизанских войск перед всамделишным генералом.
Шагая впереди своей роты, вместе с её командиром — Витькой, я не мог сдержать шальной улыбки… Вероятно, настоящие партизаны так и выглядели — заросшие, давно немытые, пахнущие дешёвым куревом и перегаром, осунувшиеся, но с особым у большинства уже блеском в глазах от ожиданий перемен, от предвкушения встреч и событий в другой — мирной, гражданской жизни. Особый шарм воинству придавало большое количество грузных мужиков, у которых животы не умещались в шинелях, даже с расстёгнутыми хлястиками, отчего они больше походили не на бойцов, а на церковные колокола…
Беззлобно матерясь и поминутно спотыкаясь в грязной жиже, сотворённой множеством танковых гусениц и солдатских сапог, резервная Армия фронта побатальонно, мирно, без единого выстрела уходила в историю.
Это было захватывающее зрелище…
А чуть позже мы нестройными рядами, галдящей толпой двинулись в сторону Москвы, переполняя пригородные электрички и распугивая пассажиров и случайных контролёров…