Возвратился он гораздо раньше срока, никуда не показывался, забежал в Управление, рассчитался с финансистами и растворился без следов, даже к медсестре своей, Светке, не заруливал, затаился.
Но вчера позвонил, напросился в гости с ночлегом, да и побриться-помыться уже не мешало, а то, говорит, скоро люди в метро оглядываться будут — от кого это так собачкой пахнет? А домой-то нельзя — он всё ещё в командировке!
Пришел. Выполнил санитарно-гигиенические процедуры, дал я ему старый халат, сели за стол, выпили…
Молчит, не узнаю я его, но видно по глазам, что так и раздирает беднягу, о чём-то хочет поведать, но борется с собой, остерегается рот открыть — подписку, видно, опять давал по неразглашению, знаю я его «контору»…
«Давай-давай, думаю, мучь себя, всё равно проболтаешься… А я-то — могила, я же о твоей Светке сроду никому не рассказывал!» Даже обидно немного стало…
Пыжился, пыжился он, но на второй бутылке текилы потянуло его на откровенность, достал фотографию с какой-то рыбиной странной, поставил на стол и предложил выпить ещё…
Я говорю: «За что?» А он отвечает: «За неё…»
«За рыбу, что ли?» Отвечает задумчиво: «Нет… За мечту…»
А дальше пошел фантастический рассказ, разогнавший сон в два счёта почти до самого утра…
«Ты думаешь, это рыба? — говорит он, показывая на фото. — Это мой старый приятель — Ванька Окунёв.
Мы с ним вместе учились… Ну, сам понимаешь, где… По девчонкам из пединститута вместе бегали, в одной комнате в офицерском общежитии жили — я, Ванька и Петька Москитин… Кореша, короче, были, не разлей вода.
Как закончили, Петька с Ванькой по распределению сразу уехали, а меня хотели, как отличника — в Академию Генштаба.
А тут — девяностый год, то да сё, страна развалилась к чёртовой матери, веру поменяли, народ остался старый, а название и флаг — другие…
Пришлось дослуживать на столичном паркете, типа — «подай, принеси», бомбил на «шестёрке», чтобы прокормиться. А вышел на пенсию — остался в «конторе» советником-консультантом, ты же знаешь…
В начале месяца вызывают в Управу, к «первому» — срочно в командировку! Думал — опять за башкирским бортным мёдом его жене…
Ан нет! Посадили в подводную лодку и вперёд, не знаю куда!
И капитан сволочью оказался, представляешь? Неделю плыли, скучища страшная, так он подослал старпома ко мне, пойдём, мол, в картишки, что ли, перекинемся, а то у нас четвёртого в преферанс не хватает — помнишь, как мы с тобой от безденежья лохов на Казанском и во Внуково разводили?
Я, дурак, согласился, там одно развлечение — в перископ смотреть, так ведь горизонт чист, не то что нудистский пляж, медведей белых даже не видно было. Шли-то через Северный полюс! Короче — раздели до нитки! Ничего не боятся, мокрицы подводные! Оборзели «питерские» окончательно!
Я их всегда недолюбливал. У нас в группе несколько ребят было из Питерского училища подплава, девчонки на них клевали только так! И форма у них красивая, и вообще, удобно очень — отметился в семье и опять на полгода в море… Любовь на расстоянии — она самая романтичная.
Прибыли мы в «точку», переправили меня на плавбазу, тут я и встретился с Ванькой…
Я его сначала не узнал, и дело тут вовсе не в том, что столько лет прошло…
«Сам посмотри…» — проговорил он, протягивая одной рукой фотографию, а другой выскребая из банки последнюю кильку, замученную томатом.
Текила давно закончилась, коньяк из подарочного фонда тоже подходил к концу, но слушать становилось всё интереснее…
«Ваньку — Ивана Петровича Окунёва, резидента глубинной разведки ВМФ, успели забросить в район Австралии ещё до развала Союза. Не очень понятно, как это наши спецы смогли придумать, но он попал туда в виде икринки, налипшей на днище старого и ржавого контейнеровоза, плавающего под либерийским флагом.
«Икринок» на этом пароходе должно было быть много, почти треть нашего курса — все те, кто захотел связать свою дальнейшую службу с флотом, польстившись на морскую романтику, красивую форму и грядущее повышенное женское внимание.
Но выжил, похоже, один только Иван, остальных то ли не на тот пароход водолазы снизу налепили, то ли снабженцы банки с икрой прикарманили, намазав их потом на хлеб толстым слоем…
Девяностые годы же были, беспредел…
Пока Ванька из малька превращался во вполне боеспособного морского окуня, увёртываясь от голодных акул и похотливых морских коньков, страна развалилась, накричавшись на митингах и наглотавшись свободы.
Конспиративные коралловые рифы с надежными гротами и скалами-тайниками оказались фикцией. Вернее, они существовали в природе, но принадлежали каким-то непонятным дельцам и мутным компаниям, оформленным в офшорах на Виргинских и Каймановых островах, да на Кипре…
Самому найти путь в резидентуру оказалось почти невыполнимой задачей — рыбы действительно не разговаривали!
Мы-то смеялись над преподавателями, когда они объясняли некоторые вещи, считая это данью прошлому, пережитками глубокой старины.
Как так не разговаривают? А сыворотка правды? А спецсредства? А коллеги из женской группы, они же после всего того, что умеют, любой язык развяжут …
Оказалось — на самом деле не разговаривают, ни в Тихом, ни в Индийском!
Вот так вот иногда в жизни разочаровываешься…
Как говорил староста нашей группы — Вахтанг: «Всегда считал, что „За растление малолетних!“ — это застольный тост… А оказывается — это статья Уголовного кодекса!»
Пришлось охмурить своей болтовнёй одну красивую перламутровую раковину, такую ласковую… Вытащить её под видом интима в укромном месте на подветренный берег, где она просвистела и продудела все сплетни и слухи дна морского. Она была такая розовая и ослепительно нежная.
Нашёл резидентуру, вернее то, что от неё осталось. Резидент — осьминог, сбежал в Германию, где для выполнения прихотей молодой любовницы сначала продавал секреты страны и службы, потом выдумывал новые, а когда попался на вранье, начал предсказывать результаты футбольных матчей — тут у него получалось лучше.
Жалованье Центр присылать перестал, и Ваньке пришлось перейти на самофинансирование и самообеспечение. Каково было привыкнуть к этому генеральскому сыну? Но освоился… Научился ловчить и воровать.
Залёг на дно.
В целях конспирации познакомился, а потом и женился на местной красавице (по их понятиям) камбале, крайне односторонне развитой и плоскомордой. Можно только представить, что ему пришлось пережить. Это после Верочки-то!
Потихоньку жизнь наладилась. Среда обитания и солёная вода изменила не только многие взгляды и суждения, но и внешний облик. Раньше он хоть одним пальчиком-костяшкой, но отстукивал в Центр донесения и отчёты о проделанной работе, но потом, чтобы камбала и её многочисленная родня ничего не заподозрили, перестал снимать на ночь ласты, и конечности окончательно видоизменились, превратившись в плавники.
Попросил, было, Центр прислать помощницу-радистку, но своенравная и ревнивая камбала на корню пресекла эту попытку.
Удалось ему встретиться даже с Петькой Москитиным, вот ведь как бывает! Правда, обстоятельства встречи оказались не радостные.
Петька в ВВС всегда стремился попасть — «белая кость» всё же, как-никак, можно и на службе не утруждаться при случае, и в быту посачковать…
Легализовался он в Латинской Америке, в Бразилии. Ему пообещали, что за службу среди болот год за три идти будет по-любому, а там — Академия, главный штаб ВВС, генеральские погоны, восторженные взгляды девчонок…
Это не где-нибудь портупеей скрипеть в душной и жаркой летней Италии, чтобы с первой вечерней прохладой, прикинувшись голубем, ходить и гадить на портике Сикстинской капеллы, подслушивая религиозные слухи Ватикана и неторопливые беседы с Господом Папы Римского.
Одна неприятность — бразильские власти начали наступление на сельву, и Петьке пришлось уходить в глубь болот, приняв личину комара. А где болота, там и малярия…
Сказки рассказывал преподаватель на спецкурсе по медицинской подготовке: мол, миазмы болот, укусы комаров, берегите печень, но глотайте таблетки, не экономьте на презервативах… и прочую лабуду…
Петька спасался джином, как его научил дядя-геолог, проработавший в Африке много лет. Можжевеловый запах, выделяемый через кожу вместе с потом, отпугивает мошкару и комаров — малярийных и простых, проверено многократно всеми, побывавшими в тех краях! Ну и что, что остальные комары от него шарахались — он даже полюбил одиночество.
Прокололся он, как это обычно и бывает, по принципу «ищите женщину»…
В одном из развесёлых заведений среди болот очередная ночная подружка Петьки в порыве страсти укусила его… Неважно даже — куда и как, главное то, что комариха была малярийной, а Петька, к сожалению, джина не выпил… Выпил дешевой китайской безалкогольной водки — она запаха не давала, но и эффекта нужного не произвела, в том числе и в восприятии Петькой комарихи — как была она страшной, так и осталась, а много пить «палёной»
По старой армейской привычке он избегал употребления спиртного перед полётами — ему же предстоял ночной вылет с подмигиванием фонариком нашему разведывательному спутнику, который должен был сбросить анодные батареи для рации. Двадцать первый век на дворе, а рация была ещё «та» — ламповая, трофейный «Телефункен», со сбитого в 42-м году над Москвой немецкого бомбардировщика, вся латанная-перелатанная.
Этот день был явно не его — «малярку» подцепил, и напиться как следует не удалось, да и батареи в болоте утонули…
Опасаясь, что во время приступа лихорадки он может проболтаться, Петька долго прятался среди болот, безобразничая со знакомыми местными упырями-наркодилерами и кикиморами-ультралевыми революционерами, а потом улетел передохнуть в сторону моря.
Там он смотрел слезящимися глазами на красивый закат, любовался завораживающим эротическим танцем дельфинов с дельфинками, наслаждался видом пенных брызг и радугой среди волн до тех пор, пока огромный морской окунь, вынырнувший откуда-то из пучины, не проглотил иссохшее тело с исстрадавшейся на чужбине душой.
Об обстоятельствах гибели Москитина Центру, а потом и капитану второго ранга Окунёву, стало известно из донесения майора Звёздина, легализовавшегося под видом тринадцатой правой заклёпки на иллюминаторе американского разведывательного спутника. Наши аппараты в то время, к сожалению, не летали — в Центре управления полётов отключили свет за неуплату, да и операторы что-то перепутали с орбитами, неправильно переведя с китайского инструкцию для российского Глонасс.
Ваня тогда долго пил, уйдя в абсолютный запой. Забравшись на скалы, чтобы не разбавлять морской водой драгоценный спирт из непромокаемо-неприкосновенного запаса, он вспоминал друга, жалея в первую очередь о том, что не приучил себя к постоянству… После того как съел комара, он уже успел посетить так много отхожих мест и омутов общего пользования, да ещё и несварение желудка тогда было… Где теперь искать останки товарища? Он бы его достойно похоронил…
Так и жил Иван последнее время — ни вреда, ни пользы не принося.
Народилось и подросло уже восьмое поколение его детишек и внуков, но патриотизм и любовь к далёкой своей Родине привить им он так и не смог. То ли сам стал слабоидейным, то ли тёща с женой виноваты, но молодёжь подалась в основном в тёплые моря, бездельничает, развлекая туристов в океанариумах, да услаждая дурной вкус толстосумов в элитных ресторанах стран, не совсем нам дружественных, не только поддерживающих санкции, но и входящих в агрессивные военные блоки.
Постарел, утратил былую силу и ловкость, перестал заплывать в тренажерный аквариум. Ожирел совсем — вон ряху какую на фотографии отрастил…
Это на память мы с ним сфотографировались, хоть и запрещают нам категорически, но раз уж встретились… Дело в том, что гоняясь за молодой сардинкой и утратив всякую осторожность, Иван попал в сети.
Сто раз уходил от невода, до автоматизма заучил все необходимые противорыболовные и противолодочные манёвры, выучил всё до автоматизма на зубок, сдавая уйму зачётов и ЕГЭ ещё в период обучения — и надо же!
Прокололся как пацан-первокурсник!
Хорошо, что это наши под видом учёных-океанологов тралили дно в поисках вражеских закладок и прочих сюрпризов, попутно выуживая себе рыбёшку на обед.
Перед тем как заснуть на столе у кока, диковинная красная рыбина, вынутая с громадных глубин, успела судорожно прохрипеть кодовое слово…
К счастью, в экипаже не было ни случайных людей, ни предателей.
Меня и вызвали опознать, удостовериться, что эта рыбина — не самозванец-инициативник, а свой, боевой товарищ и однокурсник Ванька Окунёв.
Посидели мы до утра, как сейчас с тобой, я ему всё откровенно рассказал — и про неудавшиеся реформы, и про неустроенную жизнь, и про несправедливости капиталистического бытия.
Крепко мы задумались о самом главном: куда он пойдёт и что будет делать на Родине? Кому он там нужен?
Пенсию он скорее всего выслужил, хотя пенсионный возраст повышают, но ему всё должны зачесть. Да разве на пенсию проживёшь?
Инвалидность ему долго будут оформлять, с его деформированными конечностями намучается, а протезы… В Германии хорошие делают, но сейчас курс-то вон какой, только на упаковку хватит…
Да и военная прокуратура ещё непонятно как посмотрит на обстоятельства гибели подполковника Москитина, дело-то тёмное… Конечно, понятие «потери от дружественного огня» никто не отменял, но там же такие крючкотворы сидят, ещё те…
За борт, короче, Петька сам попросился, я ему только подсобил, по-дружески.
А я смотрел на круги по воде, потом на пенистые волны и вспоминал юность — общагу, девчонок, мечты…
У меня ведь тоже мечта была… Я же пехотным офицером был, всегда хотел попасть в группу боевых дождевых червей. Вот я устроил бы шухер натовским рыболовам где-нибудь на Рейне или на Potomak River! Жалко, что программу тогда свернули из-за дурака-генерала, прихватившего себе на халяву экспериментальных червей на рыбалку. Не зная инструкций, он только и успел насадить одного из них на крючок, почти не повредив боевой укладки — долго пришлось потом штаны с лампасами отстирывать!
У Ваньки с Петькой их мечта сбылась, а у меня, выходит, нет. Мне навыки пригодились только тогда, когда я, как червь, зарывался в пыльных бумагах архива Генштаба…" — тихо проговорил, засыпая под утро, мой ночной гость…
Пошатываясь и поминутно поскальзываясь на чём-то противном и липком, пробирался я на кухню к крану с живительной холодной водой. В мутной и тяжелой голове засела единственная мысль: был у меня кто ночью или не был… И почему так пахнет рыбой, мы что — уже в Одессе, на Привозе?
Скорее всего — был… Ведь один я не додумался бы никогда мешать текилу с водкой и коньяком, запивая ещё и шампанским из новогодних запасов…
Я что — первокурсник, что ли, или пацан какой?