Мы входим в автобус, и я интуитивно ощущаю, что Платон чего-то испугался. Поворачиваюсь и вижу, как на моего малыша падает бессознательное тело, разящее перегаром и мочой. В последнюю секунду выдернув сына, я рассержено пихаю пьяного мужчину: «Можно было бы и аккуратнее!» В ответ на меня сыплется невнятная брань и что-то типа «Мой дед воевал!» Да. «Знал бы дед, за что воюет», — горько думаю я, уставившись в окно.
На следующей остановке автобус наполняется людьми, по большей части уже нетрезвыми, ведущими себя вызывающе и по-хамски. Они радостно обсуждают предстоящие развлечения и удовольствия, спорят о том, какой танк громче «бахнет». Попивают пивко и нагло пристают к одиноким девушкам в автобусе. Во рту появляется тот мерзкий привкус горечи, который сигнализирует о безнадежно упавшем настроении.
На площади витает крепкий дух алкоголя. Люди со стеклянными глазами и раскрасневшимися лицами возбужденно жестикулируют и приплясывают, рискуя сбить с ног. На декоративных балюстрадах восседает молодежь с айфонами, в брендовых вещах, с припаркованными неподалеку дорогими автомобилями.
А метров через сто сидят старухи на паперти. Да, те самые, что видели войну детьми, переживали ее ужас и проходили через все ее последствия. Те, что поднимали страну с колен после репрессий, голода, мора. Те, что пахали на наше светлое будущее, надеясь обеспечить себе достойную старость. Однако не срослось…
А вечером здесь начнется концерт к празднику Победы с приглашенными знаменитостями, на оплату выступлений которых ушли неплохие суммы. Этими деньгами смело можно было оплатить половину новой квартиры для полуослепшей бабушки-ветерана, что с трудом взберется на деревянный помост, получит цветы и конфеты, а потом медленно и устало отправится на общественном транспорте, полном пьяных и неадекватных людей.
Она поедет к себе, в полуразвалившийся барак, еще помнящий времена Ленина, в котором нет горячей (да и холодная-то не всегда) воды. Она будет верить, что вот в этом-то году ей точно выделят новое жилье, и она сможет помочь своим детям и внукам, которые почему-то не позвонили и не поздравили. Наверное, были заняты с карапузами, может, кто-то приболел. Ей не хочется верить, что они просто забыли. Просто забыли, потому что вчера были шашлыки и пивко, теперь болит голова…
Она будет ехать в автобусе, и сегодня, в честь Дня Победы, ей наверняка уступят место. Будет слушать разговоры на непонятном языке, в котором узнает лишь междометия и местоимения среди «инстаграмов», «чекиниться», «мессенджей»… Из кабины водителя будет играть чужеземная музыка, а на одежде детей и взрослых кругом — одни иностранные надписи.
Она вспомнит молодость, светлые надежды на будущее, мечты о том, как оно будет в новом веке, о чести и гордости великой Страны, устоявшей под натиском чудовищной, злой силы тогда, но проигравшей самой себе сегодня. О России, утратившей гордость, честь и достоинство, утопившей в алкоголе и развлечениях свою совесть, память о ближних, о том, что действительно важно.
Мой сын робко прикоснется к ее руке и скажет: «Бабушка, не плачь, хочешь шарик?» — и протянет ей палочку с полиэтиленовым танком, накаченным воздухом. Она протянет трясущуюся руку и ласково потреплет его по голове: «Спасибо, милый. Оставь себе. И пусть это будет единственный танк, который тебе доведется видеть в своей жизни».
Я проплачу всю ночь. Над ее судьбой, над судьбой всех стариков, одиноких и брошенных, уставших от ежегодного шабаша, в который превращают Великий праздник Памяти. Больно видеть, что он давно превратился в дополнительные выходные и повод весело провести время за бутылкой горячительного.
И хорошо, что мои прадеды давно в могиле. Не за то они воевали. Не тот мир они защищали. И лучше им не знать об этом.