Влетев в квартиру, Эльвира поздоровалась с тишиной, скинула пальто и заглянула в комнату старшей. Там было пусто. Зайдя во вторую комнату, Эльвира увидела то, что и ожидала: папа Лёша лежал на диване с пивом и читал рыболовный журнал, а дочь Даша сидела на папе, пытаясь открыть банку баклажанов, и смотрела телевизор.
«Привет! А где Юля?» — спросила Эльвира, открыла баклажаны, вытерла пыль, вымыла пол, отняла у мужа пиво и выключила телевизор. «Там!» — ответила Даша, жалея обезпивенного отца. «Там!» — обиженно подтвердил Лёша, жуя дочкины баклажаны.
Эльвира вздохнула, снова пошла в комнату к старшей, а через пару минут оттуда раздался вскрик и стук упавшего на пол тела.
Прибежавшие Лёша с Дашей увидели лежащую без чувств Эльвиру. Даша заревела, Лёша помчался на кухню за водой, не забыв вернуть себе отнятое пиво, но вода не понадобилась — Эльвира пришла в себя, поднялась, села в кресло и протянула мужу какой-то листок.
«Прочти этот ужас…, — прошептала она и прижала к себе Дашу. — Господи, что делать-то?» Лёша взял листок и начал чтение, в процессе которого бледнел, краснел, хватался за сердце и за пиво, а в конце даже сходил в холодильник за второй бутылкой. Дочитав, он отдал листок обратно жене, сделал большой глоток и сказал: «Молодец Юля, без ошибок пишет…»
«Какие ошибки!!! Делать что-то надо, ехать куда-то, а ты пиво пьёшь! — Эльвира от возмущения тоже глотнула Лёшино пиво и глаза её повлажнели. — Это же кошмар… Доченька моя…»
«Я пока съезжу, а ты до конца дочитай,» — ответил Лёша и пошёл в прихожую. Через секунду хлопнула входная дверь, а Эльвира вновь начала читать. «Дорогая мамочка!» — так начиналось это письмо…
«Дорогая мамочка! Обращаюсь только к тебе, потому что в нашем доме читать умеешь одна ты. Прости меня, дорогая мама! Я уехала со своим любимым человеком. Если б ты его видела, ты бы меня поняла. Он прекрасен, он мой принц. Мне нравится в нём всё — смуглая, даже не смуглая, а иссиня-чёрная кожа, пирсинг в носу и в ушах, его велосипед, даже его привычка постоянно нюхать кокаин. Эту его привычку, кстати, я переняла. Но дело не в этом. Я беременна, дорогая мамочка, и Мгонбва — так зовут моего суженого — сказал, что рожать лучше на его родине, на берегу озера Бангвеулу, в окружении родни и других, более опытных его жён. Там, на берегу этого озера, стоит деревня, в которой живут только родственники. Они ловят рыбу, торгуют оружием и наркотиками, воюют с правительственными войсками и грабят туристов, короче, живут интересной и насыщенной жизнью. Мгонбва сказал, что белые женщины там очень ценятся и, если я понравлюсь Вождю (это его дядя), он заработает много денег и часть вышлет вам. Чтобы понравиться дяде Вождю, я сделала себе две татуировки — огромного бегемота на груди и православные купола на спине, на память о родине. Мой Мгонбва уже дал мне новое имя — Вирврухана Удуаква, что в переводе значит „белая женщина с бегемотом на груди и куполами на спине“. Кстати, мамочка, я там буду не одна белая, там есть Лера из Кишинёва. Вчера, правда, она умерла от СПИДа, но перед смертью просила мне передать, что я тоже буду счастлива. Единственное, мамочка, ты не сможешь увидеть своих внуков, потому что там высокая детская смертность, из десяти детей выживают двое и одного сразу продают в рабство куда-то в Латинскую Америку, а второго, конечно, никуда из деревни не отпускают. И ещё — вчера меня укусил любимый паук Мгонбвы, сразу разболелась и распухла нога. Мгонбва сказал, что как только мы доберёмся до его деревни, ногу мне отрежут…»
Вот на этом месте Эльвира и упала в обморок, не дочитав. А заканчивалось письмо так:
«P. S. Мама, успокойся, я пошутила. Я в гостях у Наташи, на 6 этаже. Просто я хочу сказать, что в жизни есть вещи важнее, чем твоя прожжённая шуба, которую я без спроса надела на дискотеку. Если ты меня простишь и не будешь ругаться, то позвони, пожалуйста. Твоя дочь Юля».
Опять хлопнула входная дверь и в комнату зашли улыбающийся Лёша и виноватая Юля. Конечно, Эльвира не ругалась. Конечно, шубу случайно прожгли курящие старшие мальчишки. Конечно, она простила это дочке, «к тому же мне давно пора покупать новую, да, Лёша?» Лёша сразу улыбаться почему-то перестал, но на это внимания никто не обратил, и вся семья села ужинать.
Женщины, включая Дашу, о чём-то мило щебетали, лишь глава семьи молчал, пил официально разрешённое по поводу будущей новой шубы пиво и что-то подсчитывал. А ложась спать, Лёша спросил у жены: «Юле когда восемнадцать будет?» Получив исчерпывающий ответ с лёгкими оскорблениями, Лёша, не обращая внимания на юмор и колкости, сказал: «Надо сразу замуж её отдать. За хорошего русского парня. Пусть шубы ей покупает» «А-а…, — сонно ответила Эльвира. — Я думала, что за Мгонбву… Там, в Африке, тепло, шубы не нужны…»
И она заснула. И если Эльвире снились меха на ВДНХ, магазин «Снежная королева» и меховая ярмарка на «Тульской», то у Лёши сон был сложнее. За ним, с копьём наперевес, всю ночь бегал загадочный Мгонбва. Из одежды на нём была только женская шуба с болтающимся ценником, который Лёша никак не мог рассмотреть. На берегу озера Бангвеулу Мгонбва догонял Лёшу и вонзал копьё ему в грудь. Потом появлялся Вождь, отрезал Лёшину ногу и кидал в котёл с кипящей водой. Было больно, Лёша просыпался и долго курил на кухне.
А в выходные Эльвира, которая в семейной жизни привыкла ковать железо, пока муж согласен, потащила Лёшу за шубой. Та единственная и неповторимая, о которой Эльвира мечтала всю свою жизнь, попалась им только через семь часов неустанных поисков и на другом конце огромного, увешанного мехами рынка. Измотанный Лёша взглянул на ценник и…
Поездка на рыбалку в Астрахань отменялась уже точно. Скорее всего, отменялся и новый спиннинг. «Ну, может, он скинет, — прошептала всё понявшая Эльвира и кивнула на продавца: — Поговори».
Лёша поднял голову и замер. Под вывеской «Шубы из Сибири» стоял Мгонбва из его сна, только без копья и в нормальной одежде. У Лёши заныла пронзённая во сне грудь, заболела отрезанная там же нога и из лексикона исчезло слово «толерантность». В принципе, его, этого слова, там никогда и не было…
Шубу они всё-таки купили. Мгонбва сначала согласился на это имя, потом перестал обижаться на резкие Лёшины заявления по поводу «где родился, там и пригодился». К тому же он сделал им большую скидку и, выслушав историю про Юлино письмо, пообещал никогда не увозить русских девушек в Африку.
Лёша успокоился, политкорректно назвал Мгонбву «афросибиряком», тот, со своей стороны, угостил Лёшу настоящим африканским пивом в бутылке из-под «Балтики», поговорил с ним о рыбалке и, чтобы доказать свою любовь к России, спел «Летят перелётные птицы». Лёша в ответ затянул «Я шоколадный заяц…» — и Эльвире стоило больших трудов оторвать его от прилавка.
А когда довольные Лёша с Эльвирой уходили, Мгонбва долго смотрел, качая головой, им вслед и думал: «Странные эти русские. Уже и про озеро Бангвеулу знают, и про моего дядю Вождя знают, даже про моего паука знают, а норку от крашеной кошки отличить не могут… Великая, гостеприимная и богатая страна!» И Мгонбва пошёл звонить родственникам, чтоб срочно приезжали помогать ему в шубном бизнесе.
А норку от кошки Эльвира всё-таки отличила, но уже дома. Они долго потом искали Мгонбву, но, конечно, не нашли. Как известно, афросибиряки — они все на одно лицо. Хотя Лёша изредка встречается с ним в своих снах об астраханской рыбалке. Правда, рыбалка эта проходит далеко от Астрахани, на берегу озера Бангвеулу и в окружении красивых чернокожих девушек в шубах. А в конце рыбалки девушки шубы снимают и…
Но тут Лёша обычно просыпается и идёт курить на кухню.