Накануне Рождества Вася с Любой и двумя корешами по работе Иваном и Серёгой решили отметить праздник по-человечески, культурно! Интеллигентно, можно сказать…
Опытная станция аграрного университета, где Вася работал сантехником, а Иван с Серёгой слесарями, располагалась на окраине города. Вдоль мощёной дороги громоздилась частная послевоенная застройка.
Отец Васи погиб на фронте, а мать маялась, маялась сердцем, да и померла, оставив ему неказистый домишко, сложенный, как говорят, из чего бог послал. Тщедушный Вася не любил одиночества и привёл в дом здоровенную краснощёкую Любу — учётчицу с опытной станции. С тех пор в доме Васи поселился праздник, плавно переходящий в бытовое
Под Рождество Вася подхалтурил, и за работу ему перепала полторашка самогонки, которую они с Любой и приятелями опорожнили на праздник под жареную картошечку с солёными огурчиками и торжественное богослужение, передаваемое по телеку из храма Христа Спасителя.
Разошлись во втором часу ночи. Вася с Любкой подрались, как водится, и легли спать, каждый на своём месте: она — на кровати, Вася — на коврике.
Утром перевернули всё вверх дном, но спиртного не нашли. Вчера даже настойку, спрятанную Любкой за иконкой Николая Угодника, вылакали!
Опять подрались, и Любка, обидевшись, укатила к матери в город, а Вася в тоске и с фингалом под глазом вышел во двор. Во рту словно переночевал цыганский табор, руки тряслись.
«Если не опохмелюсь — сдохну», — подумал он. Пососал в задумчивости сосульку у крыльца, мрачно осмотрел владения. Взгляд остановился на белом гусе, важно вышагивающем у поломанного забора.
— Опять Валька за своей живностью не глядит, — прошептал он. Соседка держала поросят, уток и гусей.
Вдруг в голову стукнула шальная мысль: «Бутылка прямо в руки катит! А что если?.. Ведь гусь мог и не к нему зайти. Никто не видел. Щас Рождество… гуси в цене! Его же, подлеца, надо жизни лишить да ощипать! Будет знать, как заходить в чужой огород. Сбавить маненько — с руками оторвут! Тут не одной бутылкой пахнет! Но Серёгу с Иваном звать не буду. Припёрлись вчера с двумя сырками „Дачный“. Даже пузырь не принесли, жлобы».
Сказано — сделано. Вася поймал гуся, сунул его в мешок и отнёс в сарай. Поскрёб затылок:
— Куда это топор запропастился?
За свою жизнь он и курицы не зарезал, но слышал от кого-то, что птице можно шею свернуть. Он прорезал ножом дырку в мешке — гусь тут же просунул туда голову и затегал. Вася возьми да и крутани гуся за голову! Гусь отчаянно закричал, вырвался из мешка, порвал штанину, больно кусанул Васю за ногу и бросился в бега.
Вася за ним, но подскользнулся и упал. А гусь развернулся и пошёл в атаку. Вася вжарил от гуся на четвереньках, но не тут-то было. Гусь догнал, зашипел, подскочил и вцепился ему в задницу!
— Ох, мать твою-ю-ю! — истошно заорал он. — Валька, стерьва! Отцепи свово крокодила! Валька-а-а-а-а!
Вася промчался по глубокому снегу, перевалил через соседский забор, но гусь не отставал. Он злобно шипел, бил его крыльями, свалил и долбил в шею. На шум выскочила Валя, охнула, оттащила гуся.
Побитого Ваську завела на кухню, намазала шею йодом — задницу Вася постеснялся показывать, хоть она и болела больше всего. Валя зашила порванные штаны и, пожалев Ваську, налила полстакана самогонки.
— Чудеса. Что только на Рождество не случается? — бормотал Вася. — Хорошо, что хорошо кончается! Хоть и гуся нет, зато Бог есть!
По телу разливалось тепло…