В Бабровке была областная психушка. И именно в это село после окончания института попал по распределению бабушкин младший сын и, по совместительству, мой дядька.
Так-то Бабровка хоть и в другом районе, но от нас не очень далеко. Если по прямой — километров сорок. И сейчас, на машине, я доезжаю до неё меньше, чем за час. Но тогда-то у меня машины не было.
Поэтому нам нужно было на рабочем… На обычной пригородной электричке. Но поскольку об электрической тяге локомотивщики тогда ещё только мечтали и шесть-семь старых разбитых плацкартных вагонов тянул тепловоз, а ехал в них по преимуществу чисто рабочий люд — кто на работу, кто с работы, кто на рынок продавать, кто покупать, то у нас этот состав называли «рабочим». Так вот, этим рабочим нам надо было доехать до районного центра.
Нельзя сказать, чтобы до этого я не ездил по железке. Ездил. И не единожды. Но в этот раз… В этот — меня ждало что-то новое, необычное. Пересадка! И даже не одна. Добравшись до своего райцентра нам надо было пересесть на точно такой же рабочий, только двигавшийся уже в другом направлении. Им доехать до соседнего районного центра и там снова пересесть. Но не с одного поезда на другой, а с поезда на… Автобус! О том, что от одного места до другого, которое от первого — далеко-далеко… Если не очень, так это — пешком. Или часть пути — у отца на плечах. А когда далеко-далеко, то — вот чудеса! — оказывается, до таких мест могут ходить не только поезда, но и автобусы. А в Бабровку как раз-таки ходил именно автобус.
Но для начала мы с бабулей на пригородном добрались до своего райцентра. И там не пошли в зал ожидания. Пока ехали, утро уже закончилось. А начинавшийся день обещал быть жарким. Впрочем, что мы не пошли в зал ожидания, меня ни чуточки не огорчило. У нас на станции он тоже был. Точно с такими же деревянными скамейками, как и здесь. Пока бабуля устраивалась на лавочке, что стояла на перроне, я уже успел сбегать, посмотреть на их зал. Ничуть не лучше нашего. Только чуточку больше.
Зато на перроне были два кирпичных сказочных домика. Вылитые терем-теремки — ни высоки, ни низки. Только никто — ни лягушки-квакушки, ни мышки-норушки, в них не жили. Зато в этих домиках… Каких только вкусностей не продавали! Бабуля купила мне плоский багдадский лал, розовый верх которого был накрыт белой шапкой сахарной глазури. А нам двоим — ситро…
В общем, пока я бегал, смотрел, разглядывал, ел и пил, к перрону уже подали нужный нам пригородный. Им мы доехали до соседнего райцентра, а там, уже автобусом, до Бабровки. И пока тетка с бабулей разбирали нехитрые гостинцы… Свежие яички от наших курочек, переложенный крапивой десяток крупных зелено-полосатых окуней, что утром, пока я ещё спал, деда принес с речки… Вечером ставить вентери я ходил вместе с ним, но вот утром… Доставал их из реки и трусил деда уже один. Но в тот раз я, как проснулся, за это даже не сильно на него обиделся. Не до того! Надо было уже собираться в дорогу.
В общем, пока бабуля с тёткой там… Мы с дядькой пошли в магазин. И не простой. В книжный! Нет, так-то книги продавались и у нас, в сельповском. Но их было немного и стояли они так… Как бы промежду прочим, пусть и на отдельной полочке, но среди ботинок, сапог, стирального порошка и зубной пасты.
А вы знаете, как пахнет кожа или резина?! Вот, вот! Книжками в нашем сельповском даже не пахло. А тут, в этой Бабровке… Целый магазин одних только книжек! Само собою, что они там пахли. Сильно-сильно. Но не так, как в клубе, в библиотеке. Там пахло уже старыми книжками. Пыльными, с пожелтевшими страничками с обмусоленными краями, загнутыми уголками, надорванными и отставшими переплетами. А тут… Пахло новыми! Теми, которые ещё даже не раскрывали. Поэтому и странички у них ещё плохо отстают друг от друга. А в магазине приятно пахнет типографской краской, переплетным клеем и новыми, яркими обложками с ещё не выцветшей картинкой.
Вот одну такую — новую — книжку с красочной обложкой мне и купили. Она была толстенная-претолстенная. Такие книги, как подумалось мне тогда, наверное, надо читать долго. Очень долго! Всю школу.
По низу обложки большими синими буквами было написано: «СКАЗКИ». В книге были сказки Андерсена, братьев Гримм и Вильгельма Гауфа. Сейчас уже не помню, какие конкретно. Помню только, что поскольку Андерсена и братьев Гримм я на тот момент времени уже знал, то читать книжку… Мою первую книжку! Собственную, не библиотечную. Читать свою книжку я решил не с начала. Моя книжка! Как хочу, так и читаю. Можно и не по правилам. Поэтому начал я её читать с Вильгельма Гауфа, сказки которого в книжке шли после Андерсена и братьев Гримм.
Опять же не помню, какую сказку я прочел вечером того дня, в который стал счастливым обладателем своей первой собственной книжки. Наверное, это было «Каменное сердце». Потому что хорошо помню — сказка была страшная. И я потом долго не мог уснуть.
Рядом безмятежно спала бабушка, с которой нас положили на кухне — большой проходной комнате с плитой. В соседней горнице, где должны были спать тетка с дядькой и моей совсем маленькой сестренкой, тоже было тихо. Все родные были рядом. Дверь в небольшой деревянный домик на две семьи, куда поселили дядьку, как молодого специалиста, должна была быть заперта. Должна. Но запер ли её дядька? Я же не видел! А если не закрыл? И сумасшедшие из психушки, которая совсем рядом, буквально через несколько домов от нас… Я видел, когда мы шли в книжный магазин! Видел. Рядом! И если эти сумасшедшие сбегут! Там же сторожа тоже спят…
Сердце билось громко и где-то рядом, почти у самого горла. А когда оно наконец-то успокаивалось, темноту вдруг резко прорезала яркая вспышка, и светлое, овальное пятно стремительно проносилось по всей комнате — от входной двери к стене, у которой стояла наша с бабушкой кровать. Не менее стремительно оно перепрыгивало со стены на потолок и… Исчезало. Но, не давая мне отдышаться, на смену первому пятну приходило точно такое же второе, и как только уже оно перескакивало на потолок — с улицы слышалось немного приглушенное расстоянием, сначала громкое, а потом удаляющееся и теряющее свою силу: «Ф-ф-ф-ш-шшуух!». Дом стоял прямо у трассы Москва—Симферополь, движение по которой если ночью и стихало, то ненамного.
Как и когда я уснул в ту ночь, просто устав бояться сумасшедших, страшных шумных чудовищ со светящимися в ночи глазами, людей с каменными сердцами… Как и когда уснул — не помню. Так же, как не помню, какие сказки были в той, моей первой собственной книжке. Даже её яркая, красочная обложка, и та помнится как-то смутно. А вот вся поездка — очень хорошо. Такие, оказывается, они — сказки Вильгельма Гауфа. Хорошо способствующие запоминанию. Особенно, если читать их на ночь глядя.