В то время я работал в радиометрической лаборатории краевой санэпидстанции (КрайСЭС) инженером-радиометристом. 5 мая 1986 года нас срочно вызвали в международный терминал Хабаровского аэропорта. В поступившей вводной сообщалось, что у группы японцев рейса Хабаровск-Ниигата обнаружена повышенная радиоактивность багажа. Причем указывалась почти смертельная мощность экспозиционной дозы, в то время как для населения превышение естественного радиационного фона вообще считается недопустимым. Фон в Хабаровске в то время был 11 мкР/час, а фигурировала доза в 1000 раз больше. Как потом оказалось, контролер-пограничник перепутал диапазоны радиометра.
Захватив с собой сцинтилляционный геологический радиометрический прибор СРП 68−01, предназначенный для поиска радиоактивных руд, наша группа появилась в терминале. Прибор принадлежит к классу измерителей мощности дозы (дозиметров). После аварии на Чернобыльской АЭС его широко применяли для обследования людей, попавших в зону выпадения радиоактивных осадков, для измерения наличия в щитовидной железе йода-131, продуктов питания, воды. Прибор широко использовался в службе гражданской обороны для измерения мощности экспозиционной дозы гамма-излучения в пределах от 0 до 3000 мкР/час. Длина детектора составляет порядка полуметра. Товарищ из госбезопасности попросил меня не держать детектор на виду, дабы не пугать пассажиров. На что я ему ответил, что в штанах он у меня не поместится.
В терминале уже собрались руководители всех служб Края: СЭС, КГБ, гражданской обороны
Попросил выделить нам два помещения: «чистое» — для неактивных людей и багажа, и «грязное» — для радиоактивных. Принесли 6 литров спирта — отличный дезактивирующий реагент. По моей просьбе переводчица выстроила 40 японцев в очередь, и они начали предъявлять свой багаж к осмотру. На третьем чемодане выяснилось, что светит, в основном, одежда. Причем мощность дозы составляла от 100 до 300 мкР/час, что в десятки раз превышало естественный радиационный фон. Не помрешь, но неприятно. Японцы прилетели из Киева, где находились на экскурсии с 1 по 3 мая. Так вот в радиоактивной одежде они и ходили по Киеву.
Тут до меня дошел масштаб аварии на Чернобыльской АЭС. Киев находится в 130 км к югу от аварийной станции. А в газетах сообщалось о «незначительных неполадках» в работе АЭС. В столице Украины даже не отменили первомайскую демонстрацию. Там зарубежные гости и нахватались радиоактивности.
За четыре часа мы изъяли все «светящиеся» вещи, разложили по пакетам с именами владельцев и оставили в складе для радиационных упаковок аэропорта, где я обычно получал свои радионуклиды для исследовательских целей. Поверхность чемоданов дезактивировали спиртом. Рейс в Ниигату отправили с опозданием, но он был перенаправлен для обследования людей в Токио. Так единственный раз в жизни пригодилась мне военная специальность. И слава Богу.
Позже к нам в КрайСЭС стали приходить жители, прилетавшие из Украины и Белоруссии. У них обнаруживалась радиоактивность щитовидной железы и одежды. Признаков лучевой болезни ни у кого не выявлялось.
Радиоактивный след от аварии между тем накрыл Украину, Белоруссию, Воронежскую и Брянскую области, достиг Польши и Швеции.
Через месяц на Хабаровский мясокомбинат стали поступать туши коров из Гомеля с активностью около 100 мкР/час (в 10 раз больше фона) и рекомендацией по их переработке в колбасу с разбавлением в 10 раз местной говядиной. Таким образом, достигался нормативный уровень радиоактивности продукта. Мы организовали на мясокомбинате пункт дозиметрического контроля. Здесь я впервые при социализме попробовал карбонат и свежайшие сосиски. Всегда считал, что карбонаты — это соли карбоновой кислоты. Ан нет, оказалось, что бывают и мясные карбонаты!
В результате этой аварии произошла переоценка безопасности мирного атома. Перестали строить уран-графитовые реакторы РБМК чернобыльского типа. В результате выступлений «зеленых» отказались от многих проектов АЭС, в частности, Хабаровской и Приморской, и атомных станций теплоснабжения (Воронежской и Горьковской). Затормозилось освоение реакторов-бридеров (размножителей) на быстрых нейтронах.
Только в последние 10 лет отрасль ожила. На сегодняшний день портфель заказов Росатома включает 30 атомных энергоблоков в 12 странах. В России строятся реакторы-размножители в Белоярске и под Томском (проект БРЕСТ).