Тесно сгрудившаяся у столика бригада, в сладком предвкушении того момента, когда пена в бокалах осядет, а Андрюха разломит уже почищенного леща на несколько кусков и можно будет сделать по первому — сразу на треть слегка запотевшей ёмкости — глотку, молча, но с явным интересом прислушивалась, к тому, что говорил забойщик.
— Не трынди, Леха. И не суй ты мне свои часы под самый нос. Мы все, хоть и из «норы», так ведь не слепые кроты! Медкомиссию, поди, все проходили… Как, мужики, проходили?
-Проходили, проходили! — невысокий стволовой Гриша Охримено даже привстал на цыпочки, — Андрюха… Не томи! Лещ-то… Икряной?!
— Икряной, икряной, Гриня. Не переживай. Половина икры — твоя. За то, что выбирал рыбку…
И уже отвернувшись от стволового в сторону такого же высокого, как и он сам, но худощавого, жилистого взрывника Лешки Мохова, забойщик продолжил:
— Я и так вижу, что у них на корпусе написано. «Противоударные». И что? У тестя точно такие же были. Упали как-то с прикроватной тумбочки. И…
— И?! — заинтересовано, в голос выдохнула вся бригада.
— Встали! Намертво. Часовщик даже ремонтировать не взялся. А ты трындишь… «Противоударные»! Да знаем мы эти противоударные. Плавали. Так только… Обманка! Чуть что — сразу и встали.
— Ой, Андрюха… Знаток выискался. Плавал он! Где только спрашивается. И на чем? На мамкиной лоханке по луже, что каждый год по весне у двора разливается… Не знаю, что там у твоего тестя было, а эти часы — первого московского завода. Главного часового завода страны. И «Спортивные» — это так, отмазка. Типа гражданская продукция. Точно такие же идут — как «Штурманские», «Офицерские». И что, в войсках чуть где взрыв, так часы и встали?!
— Мы что, сейчас за войска? Мы за твои, Леха, часы разговариваем. А за твои у меня нет никакой уверенности, что они не остановятся, если упадут. Да вот, со стола, например, на пол.
— Со стола? Вот этого? На пол? И остановятся?! На спор!
— На спор! Бутылка «беленькой» прицепом к пиву, если упадут и не остановятся.
— Идет! Мужики — свидетели. С меня — если остановятся. Гриня, разбей! Ну что, смотри, Фома-неверующий.- И Леха вытянул руку с зажатыми в ней часами чуть в сторону — чтобы всем было видно, подвел её до уровня столешницы и… Разжал ладонь. С негромким стуком часы ударились о бетонный пол рюмочной.
Тут же их подхватил кто-то из проходчиков, прижал к уху и, пару секунд прислушавшись, выдал результат замершей в ожидании бригаде:
— Идут!
Народ в разнобой загомонил:
— Что, Андрюха, проспорил? Давай, выкатывай обещанный прицеп к пиву… А мы пока по глоточку. Освободим в бокалах местечко.
— Э-э-ээ, мужики… Уговор какой был?! Со стола. А не с руки. И никто не говорил, что часы плашмя должны упасть. У них, может, механизм как раз на такой вариант и рассчитан. Но если часы случайно упадут, где гарантия, что именно, плашмя? Нет такой гарантии! Леха спецом их именно так. И, заметьте — аккуратненько уронил. А мы разве договаривались, что аккуратно? Не-е-ет, этот раз — не в счет. Часы должны упасть со стола. И как бы случайно. По новой, по новой всё! Давай, Леха, роняй свои «противоударные».
Лёха уронил. Уже смахнув часы (как бы случайно) со столешницы. «Спортивные» упорно продолжали идти.
Но и этот раз не устроил забойщика. Не так, мол. Типа, планировали часы в падении. Поэтому и скорость была небольшая, сила удара маленькая.
Тут уж Леха не выдержал. Выхватив часы из рук проверявшего их ход после очередного падения и, размахнувшись, изо всей силы шмякнул свои «Спортивные» о бетонный пол рюмочной. Стекло разлетелось вдребезги. Секундная, минутная стрелки и продолговатая капелька фосфора, заменявшая цифру «8», отлетели напрочь. Но часы… Часы упорно продолжали идти.
* * *
Лет через пятнадцать после того знаменитого спора, с парадки, что от своей щедрой души как-то подарил мне Колька Рябых, отвалилась блистючая латунная пуговица со звездой. После того, как он, почтенный дембель, даже не заезжая домой, примчался к нам и женился на родной сестре лучшего отцова друга, зачем ему форма? Он уже на регистрации был в рубашке и с гражданским пиджаком. А его парадка — стала моей. И отвалилась у неё пуговица. Не сразу, конечно. Через какое-то время после интенсивной носки, на зависть всем знакомым пацанам. Но… Отвалилась.
Вот я и полез по материным закромам. Достал с этажерки литровую жестяную банку из-под венгерского персикового компота, где она хранила свой пуговичный запас, и стал его тщательно перебирать. Может, найдется что-то подходящее? Хоть издаля похожее на блистючую военную пуговицу со звездой?! Но, увы… Не было в банке такой! Зато среди самого разного пуговичного материала… Лежали старые наручные часы. «Спортивные». Без стекла, без двух стрелок и фосфорной капли, что должна была заменять цифру «8». Но как только я пару раз вперед-назад крутанул колесико подзавода и поднес часы к уху… Они пошли!
Вставить стекло и заменить стрелки — было не только минутным, но и копеечным делом. Так эти часы стали моими. И оставались ими довольно долго. С ними я ушел в армию. А вот вернулся из неё уже без них. Ну, вот так получилось.
Нельзя сказать, чтобы я сам не покупал себе часов. Было дело. Покупал. И не один раз. Но сейчас… Опять же — ну, вот так вышло! Сейчас я снова ношу часы, которые когда-то были отцовыми. Тот же самый 1-й Московский. Но уже не «Спортивные», а знаменитый «Полет». Очень похоже на то, что эти часы, в отличие от прежних, — мои ровесники. Чуть старше, чуть младше, но где-то так. Первые часы под торговой маркой «Полет» 1-й Московский часовой завод им.
Уже в 1992 году после того, как не стало той страны, к часовой промышленности которой относился 1-й МЧЗ, его, в строгом соответствие с новыми веяниями, преобразовали в акционерное общество. А ещё через 13 лет, в 2005 году, часовой холдинг «Мактайм» выкупит у «Полёта» оборудование и технологии по производству калибра хронографа 3133. На этом, собственно, и заканчивается история завода. Часов на нем больше не производят.
Поэтому то, что сегодня у меня на руке, память не только об отце. Но и о стране, производившей в своё время часы, которые не останавливались никогда и ни при каких обстоятельствах.