Он посмотрел вниз, там его сосед по лестничной площадке Пашка Клюев, сидя в кабине, «разогревал» свой джип. Видимо опять, с самого ранья, на толкучку в Новосибирск собрался, баран.
— Ну, как ещё можно назвать человека, который в пять утра заводит свою машину прямо под окнами соседей и не даёт им спать? Баран, он и есть баран! — сам с собой поговорил Иван Николаевич и пошёл на кухню попить водички.
Окно кухни выходило на другую сторону дома, и с этой стороны небо было совсем чёрным, видно, к дождю.
— Ну вот, так я и знал! Как и предугадывал вчера, что сегодня снова будет день «уродов», и так уже третий день подряд.
Все свои дни после смерти жены Нины Степановны Иван Николаевич делил на «дни уродов» и «дни красивых людей».
Раньше, когда он почти тридцать лет работал мастером на комбинате Химволокно, ему и в голову не приходило как-то характеризовать прожитые дни, тогда ему все люди казались добрыми и красивыми. Да и потом, когда в шестьдесят пять ушёл на пенсию, тоже. Всё произошло, наверное, тогда, когда умерла жена Нина, с которой он прожил вместе почти пятьдесят лет.
Нина Степановна умерла внезапно пять лет тому назад, умерла ночью, во сне. А его как раз не было дома: сын Максим, приехавший в командировку из Ухты, уговорил его съездить на рыбалку в Рассказиху, с ночёвкой. Они уехали рыбачить, а Нина Степановна в эту ночь умерла.
Рыбалка тогда не удалась, дул сильный ветер и гнал волну на Оби, они ничего не поймали, а только покормили комаров. Вернувшись злые домой, они застали дома уже холодный труп жены и матери. Тогда Иван Николаевич и назвал этот день «днём уродов». Кого он имел в виду под этим именем, не ясно. Скорее всего, себя с сыном, оставивших мать умирать дома одну.
Отсюда и пошло: если день был пасмурным, если с утра болело всё тело и трудно было даже встать с постели, если на улице шёл дождь и продавщица или кондукторша в автобусе оказывались некрасивыми, он сразу относил этот день к категории «дней уродов». Если же, наоборот, с утра у него ничего не болело, а на улице светило солнышко и весело пели птицы, Иван Николаевич сразу относил его к категории «дней красивых людей».
Правда, в последнее время дней, относящихся к первой категории, почему-то становилось всё больше и больше.
Сын по-прежнему жил и работал в городе Ухта буровым мастером на нефтепромыслах, зарабатывал деньги, чтобы построить или купить себе дом на Кубани, и даже приглашал его поселиться рядом с ним.
— Нет уж сынок! — отвечал ему Иван Николаевич. — Я отсюда никуда не поеду. Я коренной сибиряк. Здесь похоронен мой отец, моя мать, мои деды и прадеды. Да и мать твоя тоже тут похоронена, Царство ей небесное! Да и Лена тоже здесь живёт пока и уезжать не собирается, у неё уже девчонки взрослые. Старшая Танечка, часто ко мне забегает: приберётся, постирает, сготовит что-нибудь вкусненькое. Да и Лена сама тоже часто меня навещает. Так что я отсюда — никуда! А ты давай решай сам.
Максим на время успокаивался, а когда реально уже купил в одной из кубанских станиц большой дом, стал всё чаще уговаривать его по телефону переехать туда и пожить, хоть немного в тепле.
— А на что мне это тепло? Я что, мёрзну, что ли? В квартире, слава Богу, тепло и чисто. Магазин у нас рядом. Если нужно сходить в мороз, если уж сильно приспичит, то надеваю дублёнку, тёплые кальсоны, шапку и вперёд. Ты же знаешь, как у нас говорят: «Сибиряк — не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одевается».
— Ладно, батя, я тебя понял! Но знай, там в этом доме восемь комнат и два отдельных входа. Второй вход в прекрасную двухкомнатную отдельную квартиру со всеми удобствами, это для тебя. Мы тебя ждём. Я, правда, там пока наездами бываю, только в отпуске, а Маша с мальчишками там часто живут, когда дети на каникулах. Но годика через два и я тоже, видимо, туда в станицу навсегда переберусь. Буду виноград выращивать и виноделием заниматься.
— Виноград — это хорошо, сынок. Мать бы за тебя порадовалась, она бы с удовольствием на Кубань поехала, она ведь родом из Астрахани была, из тёплых краёв.
Иван Николаевич действительно никуда не собирался уезжать, да и поздно менять климат и привычный образ жизни на старости лет, а ещё здесь рядом с ним в соседнем доме жила младшая дочь с внучками, которых он очень любил.
Он вскипятил чай, приготовил себе холостяцкий завтрак, состоящий из гречневой каши с молоком и кусочка хлеба с сыром, потом заправил постель и, пройдя в зал, так они все называли большую комнату, включил телевизор. По телевизору показывали какой-то исторический фильм про викингов, он сначала заинтересовался, сел в кресло с пультом в руках и… задремал.
Проснулся от звука громкой рекламы, посмотрел на часы, было без четверти семь, скоро откроется магазин и он должен сходить туда, чтобы купить какой-нибудь зелени. Слава Богу, что сейчас зелень и фрукты в магазинах города круглый год, это в Сибири-то!
Потом он прошёл в ванную, побрился, «подушился» французской туалетной водой для мужчин, которую ему постоянно покупала дочь на день Защитника Отечества.
А что? Он был настоящим защитником Отечества, когда три года трубил матросом на крейсере «Стремительный», как же давно это было, страшно вспомнить. Но приятно. Именно на последнем году жизни он и познакомился в Севастополе, куда они пришли из дальнего похода и их отпустили на берег, с тоненькой, стройной и весёлой девушкой. Её звали Нина, и она приехала с матерью из Астрахани погостить у родственников.
В первый же день знакомства они понравились друг другу, она дала ему свой адрес. Он после увольнения с флота поехал сначала к ней, а потом уже домой на Алтай. Устроился работать на завод фрезеровщиком, приоделся, а через полгода поехал вместе с матерью и отцом сватать Нину. Вскоре она стала его женой.
Детей у них долго не было, и это чуть не стало поводом для развода, потому что Нина считала виноватой в том, что у них нет детей, только себя. Но он тогда оказался на высоте и не поддался советам доброхотов, постоянно намекающих ему на то, что «бездетная женщина — это огород без растений». И оказалось, что правильно сделал. Постоянно поддерживал Нину, заставлял лечиться, и в результате всё получилось как надо: через десять лет их совместной жизни родился сначала сын Максим, а спустя восемь лет — дочь Елена. Вот как бывает в жизни, если любишь и веришь только в хорошее.
Иван Николаевич вышел на улицу и пошёл в сторону магазина. Он недавно открылся, и внутри кроме двух продавщиц никого не было. Одну, Лиду, он знал, а вторая, низенькая, конопатая, с круглым лицом и рыжими волосами, торчащими в разные стороны, ему была не знакома.
Он поздоровался с ними и прошёл в торговый зал, подумав про себя, что оказался прав, сегодня действительно день уродов или уродок. Девушки-продавщицы действительно были далеко не красавицами, не то что Настя, которая здесь работает, но в другую смену. Вот она — настоящая русская красавица, стройная, голубоглазая, с вьющимися светлыми волосами.
Иван Николаевич прошёлся по залу, положил в корзину пакет молока, кусочек сыра, десяток яиц в упаковке и подошёл к полке с зеленью и фруктами. Взял два пучка укропа, петрушку, три помидора в упаковке, и в это время услышал за спиной девичий голос:
— Дедуль, Вы ещё персиков возьмите, их только сегодня утром привезли, спелые, сочные, сладкие, я уже один попробовала, и недорого! — за его спиной стояла та самая рыжая продавщица и улыбалась ему.
«И ничего она не уродина, улыбка ей очень идёт, да и глаза добрые, красивые», — подумал он и, взяв с полки пакетик, положил туда четыре персика, самые красивые.
Из магазина Иван Николаевич вышел уже с другим настроением и, решив немного прогуляться, пошёл не спеша к своему дому дальней дорогой.
У одного из домов, неожиданно закололо сердце, он присел на скамейку около подъезда и, достав нитроглицерин, который всегда носил с собой, быстро сунул одну таблетку под язык. Через минуту вроде полегчало, но тут к нему подошли две молоденькие девушки и остановились напротив, глядя на него:
— Дедушка, Вам что, плохо?- спросила одна из них, та, что посмелее, полная, с короткими ногами, обтянутыми джинсами, и губами, как у дьявола.
— Ничего, доченька. Сейчас всё пройдёт, я уже таблетку употребил, посижу немного и пойду домой. Вы идите, не беспокойтесь.
Её подруга, услышав эти слова, сразу взяла девушку за руку и потащила в сторону.
— Вера, ну ты чего? Тебе это надо? Какой-то старик сидит, ты увидела, и что? Теперь всем старикам будешь помогать? — говорила она вроде тихо, но он ясно слышал все её слова.
— Да, буду! — она подошла к Ивану Николаевичу, взяла в руки его пакет с продуктами в одну руку, а вторую, улыбнувшись, протянула ему. Он поглядел на неё, и она показалась ему вдруг необыкновенно красивой. — Давайте, дедушка, я Вас до дому провожу, я знаю, Вы в 45-м доме живёте, я там часто прохожу к автобусу и вижу Вас на скамеечке. Пойдёмте, только не спеша.
Так они и шли, она несла его пакет, а второй рукой поддерживала его до самого подъезда. Вот тебе и день уродов!
Персики ему понравились, и Иван Николаевич решил на другой день купить ещё несколько штук.
В этот день с утра светило солнышко, у него было прекрасное настроение, с которым он и отправился пораньше в магазин.
Сегодня работала его «любимая» Настя. Он, войдя в магазин, поздоровался с ней, взял корзину и сразу прошёл с ней к полке с фруктами. Настя что-то расставляла на полке возле кассы и даже не взглянула на него и не ответила на приветствие.
Иван Николаевич поискал глазами персики, обошёл полку с обеих сторон — персиков нигде не было.
— Настя, а что, персиков больше нет? — решил он обратиться к продавщице, занятой своим делом.
Та в ответ ничего не ответила, словно не расслышав его:
— Настя! — уже громче крикнул Иван Николаевич продавщице, и та вдруг быстро развернувшись в его сторону, резко сказала:
— Ну, чего ты раскричался, дед? Видишь, я занята делом, что, подождать не можешь? Какой нетерпеливый! Съели все персики, ещё вчера съели, вон мандаринов возьми!
Она говорила, а он смотрел на её красивое лицо, которое от этих грубых слов вдруг исказилось в его глазах и в момент стало злым и некрасивым. Иван Николаевич промолчал и, ничего не купив, вышел на улицу.
Вышел и подумал о том, как бывают обманчивы лица, и вряд ли сегодняшний день он назовёт днём «красивых людей», несмотря на солнышко и пение птиц.