Зимой она покрывалась снегом и льдом, промерзая почти насквозь, и жизнь в ней едва теплилась, оставаясь где-то в самой её глубине, у самого дна. Но вот летом было совсем другое дело. Летом куча оживала. Тысячи и тысячи букашек, таракашек, жучков и червячков начинали бегать, ползать, скакать и сновать по ней туда и сюда, сюда и туда, вверх и вниз, вниз и вверх, спеша по своим важным букашечьим делам. Куча жужжала, пищала и гудела, свистела и свиристела тысячью разных голосов и голосишек. Иногда на ней, кроме колючего чертополоха, даже вырастали настоящие цветы, что заставляло кучу неимоверно гордиться собой. Если бы она умела разговаривать, она бы наверняка заухала бы, заохала бы: «Видите, какая я важная куча. Какая я замечательная. Слава мне!»
Весной, как это случалось каждый год, когда жизнь вокруг всколыхнулась с новой силой, среди тысяч жучков, букашечек и таракашечек в навозной куче народился червячок. Обыкновенный такой червячок, такой же, как и тысячи других червячков — не лучше и не хуже. Другие червяки обучили его ползать по-червячьи. Они показали ему, как сворачиваться кольцами во время опасности и как зарываться поглубже в теплый навоз, где было больше еды.
Червячья школа научила его тому, что на свете есть и другие навозные кучи, в которых живут другие червячки, которые ползают и сворачиваются кольцами не так, как они, а по-другому, и что этим навозным кучам и червякам далеко до их навозной кучи и их червяков. Еще в червячьей школе его научили любить свою родину — навозную кучу. Так ему говорили: «Наша навозная куча — самая большая и теплая куча на свете. Нигде нет такой замечательной кучи. Еда в нашей куче — самая вкусная, и наши червяки — самые счастливые червяки на свете. Помни это».
Когда червячок стал побольше размером, взрослые и самые жирные черви объяснили ему, что когда куче угрожает опасность, кучу нужно защищать. Например, когда в конце лета на яблоне созревают яблоки, которые одно за другим падают вниз, нужно эти яблоки нейтрализовать, потому что кучу грозит засыпать спелыми яблоками и тогда не миновать нашествия других, враждебных им, червяков, букашек и таракашек. Стратегия заключалась в том, чтобы своевременно уничтожить противника — яблоко, как только оно упало на навозную кучу. То есть съесть его. Тот, кто съедал больше всех, даже ценой собственной жизни, получал от самого жирного в куче червя червячью медаль, которая называлась «За червоточину».
Но наивысшим боевым мастерством и червячьей храбростью считалось заползти по стволу яблони на саму яблоню и начать уничтожение противника уже на его же территории. О, это была целая наука! В начале осени, когда яблоки на старой яблоне грозили завалить навозную кучу, сотни самых отважных червяков посылались самыми жирными червями на яблоню. Больше половины из них уже по дороге склевывали птицы, но остальные посредством умелой маскировки успевали достичь раскидистых веток старой яблони и уже оттуда торопились изо всех своих червячьих сил к красным яблокам, поспешно зарываясь в них всем своим червячьим существом.
Внутри яблока они были в относительной безопасности. Правда, добрая половина из них чудесным образом куда-то пропадала вместе с яблоками. То есть без вести. Старые черви говорили, что это Бог забирает к себе самых отчаянных, после чего они все попадают в червячий рай. Остальные же, сделав свое червячье дело внутри яблока, падали вместе со своим гнилым врагом вниз и, как правило, разбивались насмерть. Или они были настолько истощены борьбой с яблоком, что не могли двигаться и погибали в клюве какой-нибудь сойки. Они все без исключения награждались орденом «За черВЬствость».
Нашему червячку не удалось проявить себя с геройской червячьей стороны, хотя ему этого очень хотелось. Все что ему пришлось делать — это переваривать уже готовый навоз, от чего у него за два дня — срок червячьей службы — пошатнулось здоровье.
Житье-бытье в навозной куче было привольным. Правда, нашему червячку не с чем было сравнивать — он никогда не видел другие навозные кучи, но так говорили все важные жирные черви, а уж они-то знали толк в навозных кучах. Среди них даже были такие, которые успели побывать на нескольких чужих кучах и пожить там. Еще когда червячок учился в школе, такие червяки-путешественники приходили к ним и рассказывали, что, например, соседская навозная куча меньше размерами и в ней не так тепло, как у них. А та куча, что находится за этой, вообще наполовину высохла и ее обитателем почти нечем питаться.
Правда, один раз какой-то червь-путешественник сказал, что возле соседской кучи нет яблонь и тамошним червям не нужно воевать, на что его более жирный начальник строго посмотрел на него, и тот умолк. После чего, как наш червячок слышал, этот червь-путешественник был послан на яблоню воевать с яблоками, где и погиб смертью храбрых червяков.
На двадцатом дне своей жизни захотел наш червяк жениться. Не то чтобы он от этого желания в кольца сворачивался, а так, просто было положено у всех червей, что ли. Все другие черви его спрашивали: «А подруга-червячиха у тебя есть?» На что он смущенно бледнел и чувствовал себя виноватым. Он долго не мог выбрать себе спутницу своей червячьей жизни: был он какой-то бледный, почти белый, и червячихам, по всей видимости, не очень нравился. Но однажды случилось так, что повстречалась ему червячиха с нежным розовым окрасом, которая мигом вскружила его червячью голову. Недолго думая сыграли они червячью свадьбу, как и полагается, и стали жить-поживать, маленьких червячков наживать.
Молодой семье выделили уютный навозный уголок в червячном общежитии. Каждое утро наш червячок уходил на работу, которая заключалась в том, чтобы поедать подгнившие яблоки и удобрять навозную кучу своим «конечным продуктом». Червячиха оставалась дома и смотрела за маленькими червячками-сорванцами. Червячья жизнь была безоблачна и бессолнечна в прямом смысле слова, так как жизнь в постоянном мраке навозной кучи не знала ни солнца, ни облаков. Но в один прекрасный день червячку доверили спецзадание…