— Дурак ты, Саня. И не лечишься, — с этими словами Чека достал из подсумка гранату и, уже повернувшись к Юрке, вполголоса спросил: — Ну, где там запал? Давай. Замедлитель на ударник поставил? На сколько?
— На три минуты, — таким же громким шепотом прозвучало ему в ответ. — Самое то.
— Хорош, мужики, — тут уже не выдержал, вклинился в разговор Гриня. — Хватит ерундой заниматься! Дайте хоть пожрать по-человечески. А потом уже…
— Когда потом? Не-е… Вы с Саней просто малохольные какие-то! Чё, духи у нас такие вежливые, что будут ждать, когда вы пожрете? А потом ещё спросят: «Звыняйте, шурави, мы тут мал мало убивать вас хотим. Можна?». «Потом» — уже подозрительно. Больно всё гладко. Поели, подготовились к отражению вражеской атаки… Начальники, Гриня, не такие дурики, как твой дружбан. Мы отражаем внезапное нападение… Внезапное! Ясно? А внезапное оно потому такое, что в любой момент может. Вот только расположились вы, ложки достали… Да, кстати, вы там не сильно хомячьте. И нам с Юриком оставьте. А лучше вот, отложите в этот котелок из термоса. А то знаю я вас!
— В два… В два котелка! — это уже Юрка, достав откуда-то из-за спины (что он, в подсумке, что ли, свой таскает?), протянул в сторону Сани котелок. — Да и вообще… Слезли бы вы с брони.
— Ага. Сам слазь, если такой умный. Солнце — вон, уже почти зашло, — Саня бросил взгляд в сторону предгорий, между черным зазубренным силуэтом которых ещё проглядывал самый краешек круглого красного ломтика, чуть выгнувшего свой горб в сторону постепенно сгущающего свою синь неба, — а к ночи какая только дрянь не выползет из своих нор. Мне как-то не очень хочется, чтобы мне в военный записали, что находился на излечении от укуса гюрзы.
— Да ничего тебе не запишут! Душанбинский госпиталь что — записали? А ты сколько там отвалялся после майского подрыва с ожогами и контузией? Нас, погранцов, в
— Ну-ну. Дадут. Потом догонят и ещё дадут. Да не один раз!
— А что? Мы уже… Который раз, Славик? Третий раз уже внезапное нападение духов отразим.
— И толку-то? С предыдущих двух…
— Санек… Мне тебя даже жалко. Голова бойцу дана не только для того, чтобы головной убор носить. Думать… Думать ею, Сань, надо. Хоть изредка! Прошлые разы мы сами по себе ходили. А сейчас?
Тут уже не выдержал, вклинился в разговор Чека:
— А сейчас с нами сам «мамочка». Начальник мангруппы! А это тебе не хухры-мухры. Он-то уж должен заметить доблесть и выучку собственных бойцов. Тем более, если нам медали, то ему — орден. Точняк, к ордену представят. Эх, жаль, толовой шашки нет. А то, как и прошлый раз, засунули бы её в пламегаситель КПВТ, протянули шнур подальше, да ка-а-ак дернули! И летела бы она, роднуля наша, далеко-далеко. А потом — «бух»! «Душманы! Душманы! Взвод, огонь!» Но ничего, граната с замедлителем — тоже сгодится. Только бросить её подальше надо. Во-он до тех кустов. Сможешь, Юрик?
— Спокойно. Даже без замаха.
— А с замахом? Во-он, видишь, какая-то фиговина торчит? Да нет, левее, кривая такая. До неё… Сможешь?
— Без вопросов.
— Да ну… Не заливай, Кобра. Дотуда и я… Навряд ли!
— А на спор? Две банки сгущенки!
— Заметано. Гриня, разбей! Ну, давай. Кидай.
— Сейчас, только патрон в патронник дошлю. Чтобы потом не возиться.
— Успеешь, замедлитель на три минуты выставлен. Давай, кидай!