И если всю эту курсантскую массу сконцентрировать у воинских касс столичных вокзалов и аэропортов… Как? Как ей выбраться из Первопрестольной? В которой, конечно, и Третьяковка, и Большой театр, но дом родной… Он-то… Эвон где!
— Оп-паньки… Приехали!
Плотная однотонная курсантская масса в несколько рядов полукругом стояла перед открытыми настежь двустворчатыми дверями зала воинских касс. За ними, насколько хватало глаз, застыло — от тесноты не шелохнуться — море голов, в одинаковых фуражках защитного цвета. И если до дверей ещё можно было кое-где разглядеть курсантские погоны на плечах, то за ними — только фуражки. Фуражки, фуражки, фуражки… Как большое колхозное поле, вместо подсолнечника густо засеянное дружно взошедшими фуражковыми всходами.
— Ё-моё! Откуда столько-то?
— А ты чё хотел?! 1 августа. Первый день каникул во всех военных училищах Союза. А билеты хозяйственная часть покупает только через Москву. Я же хотел через Питер. Куда там. Все училище — на Москву. Поэтому сегодня здесь — все курсанты страны. От Минска до Владивостока. И от Ташкента до Свердловска.
— Прям так уж все?
— Ну, почти все. Только у кого пересдача, вот тех ещё из училища не отпустили. Будут одни-одинешеньки слоняться по казарме, пока с хвостами не рассчитаются. Но таких три-четыре… Пять. Максимум, шесть-семь человек на роту. Так что можешь спокойно считать, что сегодня у московских воинских касс — и Аэрофлотовских, и железнодорожных — все курсанты Союза.
— И?! Что делать-то будем? Ты посмотри, Санек. Тут — монолит! Монолит курсантский. Даже через ряд-другой не протолкаться. А уж до кассового окошка добраться… И очереди тут… Никакой нет!
— Какая очередь, Костян? В очередь тут до завтрашнего утра стоять будем.
— Так может, и не будем заморачиваться с билетами?.. Пошли, посмотрим расписание. Как состав подадут к платформе, пройдем вдоль него. С первой проводницей не договоримся, вторая возьмет. Не вторая, третья — четвертую уболтаем. А то может, какая стройотрядовская бригада в проводниках стоять будет. Закадрим молодых студенточек. Уедем! Говорю тебе, и без билетов уедем!
— Не-е-е, Костян, без билетов — никак. С каникул вернемся, надо будет проездные документы в финчасть сдать, отчитаться.
— Да-а-а… Засада. И что ты предлагаешь? Как выкручиваться будем?
— Не знаю. Пока не знаю. Дай подумать чуток.
* * *
— Мишка, хватит курить. Ну-ка, подь сюда. Мужики, смотрите. Двери в кассовый зал видите? Они открыты…
— И что? Ты попробуй к ним подойди. До них утрамбованная курсантская толпа рядов в десять, не меньше.
— Не перебивай, Костян! Сюда слушай. Мы и не будем подходить. Видишь, какие двери высокие? От голов до дверного косяка ещё почти половина человеческого роста. Приличная дырка. Мишка у нас самый маленький. Я его беру за правое предплечье, ты — за левое. Витек держит ноги. Раскачиваем Мишку хорошенько. Но — недолго, а то силу потеряем, выдохнемся. Раскачиваем и по моей команде — «раз, два», на «три» — бросаем его из всей оставшейся мочи так, чтобы он пролетел над головами в дверной проём. А ты, Миха, ещё приземлиться не успеешь — беги! Как сможешь. Хоть на карачках! Стремительно перебирай клешнями. Прямо по плечам, по головам. На что нога встанет, рука обопрется — по тому и беги. Пока народ сообразит, пока поднатужится, чтобы расступиться, успеешь несколько рядов пробежать. Расступятся — упадешь «солдатиком», на ноги, посреди толпы, и тебя назад уже никакими силами не вытолкать. А кассы — вот они. Почти рядом.
Держи проездной документ. Костян, свой отдал? А ты, Витек?.. Ну, что?! Раз-два, взяли!
* * *
Весь расхристанный, с большим влажным пятном на спине, слипшимися от пота волосами и сбившейся куда-то набок фуражке Мишка выбрался из кассового зала к исходу третьего часа:
— Фу-у-у… Думал, пуговицы с мясом вырвут. Как, все на месте?
— Да вроде. Все, все твои пуговицы на месте! Мишка, не томи. Что с билетами?
— Вот! Вот они, родненькие. Правда, все четыре на Киев. И только на завтра. На утренний пассажирский. Больше ничего не было. Вообще ничего!
— Ладно, главное, для отчета бумажки есть. А так мы уже посмотрели расписание. Наш, Кировоградский, только вечером. А тебя уже через полчаса можно будет попробовать посадить на Киев по тому варианту, что Костян предлагает.
— Не, мужики. У меня тут, в Москве, дядька. Так я лучше съезжу к нему, проведаю. Переночую у родичей, а утренним поездом и двину на Киев.
— Ну, смотри, Мишка. Как знаешь. Всё у тебя — не как у людей. У всех, как минимум, бузина в огороде. А уже плюсом к ней — дядька в Киеве. А у тебя и бузины нет, и дядька — хрен его знает где. В Москве!
— Так если билеты купили, может, хоть теперь-то — поедим?
— Ну, ёкарный бабай! Кто о чем, а Костян — исключительно о жрачке. Хотя и правда, перекусить не мешало бы. Говорят, ты тут был, всё знаешь. Веди, Сусанин!
— Нет, на Киевском, пацаны, ловить нечего. На Павелецком — другое дело. Два шага от вокзала — та-акая кафешка! И недорого, и гарнира накладывают — вот такую гору! Или ты вареников хочешь? Так на Краснопресненской, наискосок от входа в зоопарк, есть специализированная столовая. Так и называется «Вареники». Может, туда?
— Нет, вареники — завтра. Мамины. А сегодня давай не отрываться далеко от вокзалов. Мишка… А ты что стоишь, как неродной? Давай, с нами. Успеешь к своему дядьке. Может, он ещё на работе. Будешь под закрытыми дверями голодным куковать. Порадуемся от души гражданскому хавчику и разлетимся до сентября в разные стороны. Мы — на вокзал. А ты уж — к своему дядьке. Давай, давай, — пошли. Чего топчешься?.. Перебирай клешнями. Жизнь налаживается! Курс — к метро. Где тут эта заветная буковка «М»?..