Букет мимозы давно приготовлен, на столике у зеркала лежит, а Лайла все прихорашивается. Шпильки жемчужные в прическу высокую, уже женскую, вкалывает, а сердечко давно уже невидимыми шпильками заколото, стучит, выпрыгнуть из груди хочет…
— Ты боишься?
— Нет!
Не боится Лайла. Нет в ее голосе страха. Радостно, гордо несет она себя любимому!
— Чему ты смеешься, Лайла?
— Яблоками пахнет от белья. Сладкими яблоками… Хоро-шо! Хо-ро-о-шо!!!
Нужны ли тут слова?.. Пусть звездная ночь опустится над их пологом и счастье примет их в свои чертоги!
Счастья тебе, Лайлочка!
…Ах, как Лайле хочется быть спокойной! Лайла маленькую укачала, на старшем одеяло поправила и… тишину слушает. Волнуется. Ходит из кухни в комнату, к окну подойдет, вглядится… Темно, а мужа все нет. Всё на работе. Как нынче часто на работе совещания проводить стали… Два, а то и три раза в неделю. И муж после них уставший-уставший. Даже есть не хочет, спать заваливается. Не то чтобы с детьми поиграть, словом с Лайлой перекинуться сил нет у него. Все работа проклятущая, все жилы тянет из мужика! Разве что на прошлой неделе бросил Лайле рассеянно:
— Ты бы хоть духи себе купила какие-нибудь. А то пахнет от тебя манной кашей и молоком.
Ох, волнуется Лайла. Где-то он сейчас, муж любимый?.. На каких встречах, собраниях, конференциях время свое коротает; в буфетах каких-то бутербродов перехватит. Все всухомятку. Правда, не сказать, чтобы сильно похудел. Иногда даже пахнет от него так приятно: вином дорогим, коньяком…
Вот и сейчас: обед давно простыл, дети сопят, время давно за полночь перевалило, а его все нет.
Вглядывается в окно, в темное небо Лайла, и кажется ей, что там высоко бабушка и дедушка на нее смотрят, волнуются. Вглядывается Лайла в небо, и губы ее шепчут невольно: «Здравствуйте, бабушка и дедушка, папа и мама… Не волнуйтесь, родные. У меня тут, на земле, все хорошо…»
Вспоминает Лайла, что завтра с утра торопиться надо: старшего в школу, младшенькую в садик, потом на работу, в перерыв — в магазины, старшего домой привести, потом младшую забрать, потом на обед что-то придумать, постирать, покормить, с сыном уроки сделать, с младшей поиграть, спать уложить… И опять ждать.
Ждать каждую неделю до воскресенья. Может, тогда вместе в театр пойдут или погулять. Но вот, наконец, ключи в двери звякают…
— Опять совещание? Да сколько же можно на тебе ездить?!
— Ой, не начинай только! Есть не хочу, спать, спать, спать! С ног валюсь!
— Ну, хоть чай выпей. А о чем совещание хоть было?
— Хр-р-р! Хр-р-р!
— Ну, спи, спи…
Счастья тебе, Лайла…
…Ах, как Лайле хочется быть здоровой! Лайла синяки от уколов-капельниц растирает, морщится. Много уколов, таблеток перед Лайлой, разноцветных, словно елочные шары, блестящих. Оранжевые, желтые, белые, красные. Только радости от них никакой. Выкусывает Лайла сведенные губы, отирает бисеринки пота с висков. Торопится Лайла, волнуется…
Боль проклятая живот раскаленной иглой пронзает и отпускает, лучами пылающими расходится, затухает и снова пронзает… Завыла бы, да нельзя. Дети придут сейчас. Нельзя их расстраивать. Кому Лайла кроме них нужна, кто о ней еще порадеет? Хорошо, хоть дети с нею остались, не предали, как любимый…
Бросает Лайла взгляд на соседку по палате, усмехается серыми губами. У соседки на тумбочке в банке ветка мимозы стоит. Пушистая, что солнышко! Радостно от нее. Да, только сил бы Лайле радоваться. Еще немного сил…
Сил тебе, Лайла…
— Ах, как Лайле хочется быть…
…Света тебе, Лайла. Нежного света. Любимой твоей мимозы…