Естественно, что страна ничего не должна была знать о своих героях. Поэтому встречи эти проходили не только под покровом тайны, но и темноты. По ночам. И когда приходили «гости», чтобы не раскрывать бойцов невидимого фронта, караул на всех постах сменял наш взвод разведки.
И вот как-то в очередной раз бросили нас на прикрытие. Ну, мы вчетвером и залегли в кустах по периметру здания. А Касима, переводчика, в домик отправили. Там же телефончик ещё стоял. Без звука, чтобы крепкий бандитский сон не тревожить. Но чтобы дежурный понимал, что трубочку-то снять надо, в аппарат лампочка вмонтирована была. Как замигала, значит, особист звонит, о беспробудном сне афганских «товарищей» справиться желает. Как не уважить беспокоящегося? Трубку снял, всё чин-чинарем доложил. Так, мол, и так, тащ капитан. Тихо всё. Дрыхнут.
В общем, хочешь — не хочешь, а на кухоньке кому-то сидеть надо. Вот мы Касима, как самого смелого, и спровадили к телефону. А сами залегли. Бдим.
Ладно как эти бугаи Касиму шею свернут — не велика потеря для пограничных войск Союза ССР. А если половину маневренной группы вырежут?
Вот и лежим. А тихо так. Изредка откуда-то повеет ветерком, кусты колыхнутся, зашелестят листвой. Какая мышиная мелочь прошебуршит в густой траве, замрет, сама себя испугавшись, и дальше — уже тихонечко. Откуда-то издали, от предгорий Гиндукуша, на выглядывающую из-за туч луну коротко взвоет шакал.
И опять — тихо.
Только храп богатырский афганский — из распахнутых настежь, из-за жары, дверей. Да раскладушка под Касимом скрипит, практически не переставая. Ворочается, бедолага. Переживает.
Ещё бы не переживать, когда бок о бок с тобой шесть нехилых мужичков. И поди, проверь, что у них на уме. Кто его знает, что им присниться может? А оружие — у каждого под рукой: «Тебя как убить? Не больно? Или ножичком? Чик по горлу… А может, лучше пулю в живот? Нет, мин, извини, у нас нет. В следующий раз принесем. Если доживешь… Ха-ха-ха!»
Не спит, Касим. Ворочается. Скрипит под ним раскладушка.
Ну, и нам эта скрипичная музыка тоже как-то совсем не в кайф. На нервы действует. Да ещё как! А с другой стороны… Вроде как ворочается. Значит, жив ещё.
Но всё равно. Вот не то что-то. Лёг спать — спи. Не спится — бди у телефона. Но тихо чтобы! А то — ни два, ни полтора. И сам не спит, и нам подсуропил. Создал обстановку. Нервозную. Тьфу! Ни дна этому Касиму, ни покрышки!
Первым не выдержал Юрка, водила со второго бэтээра.
— Пацаны… Я — в домик. Скажу Касиму пару ласковых. А то забодал уже.
— Давай. Только по-тихому. Врагов не побуди. И быстро чтобы!
— Ага.
Только его и видели.
* * *
— Касим. Каси-им…
— А! Кто тут?
— Тс-сс. Тихо. Я это. Юрка.
— Юрка? Ты чего?
— «Чего-чего»… Да забодал ты уже всех. Ворочаешься, ворочаешься. Что, не спится?
— Не-е. Никак.
— Мандражишь?
— Да не так чтобы сильно. Но… Есть немного. Да ты бы сам тут полежал. Не так бы небось…
— Ладно, ладно, не гундось. Завел шарманку. Надо было бы, и я б полежал. Как миленький. И не хуже тебя. А мандраж начинается — так возьми, погрызи сухарика. У меня это — первое дело… Куда?.. Куда корявые тянешь?! Чуть своим пальцем мне глаз не проткнул!
— Так сам же сказал — «сухарик».
— «Погрызи». А не «пальцем в глаз»! Разницу чувствуешь?
— Чувствую. Так что, у тебя сухарика нет?
— Касим… Ну, ты даешь! И был бы, так я его уже давно бы. У самого что, не заныкано? А у этих?
— У кого?
— «Кого-кого». Ты, Касим, как молодой. Ни фига в башке нет, кроме устава. У «друзей» наших! Они ж правоверные, небось? Тушенку со свининой им в лом харчить. А судя по рожам — навряд ли они святым духом питаются. Значит… Значит, что-то у них должно с собою быть. Касим… Должно! Вопрос только — где?
— Так в хурджинах, наверное.
— А ты что, столько тут валяешься и даже не пошарил? Ну, Касим… Касимчик. Слушай. Ты ж тут… Устал весь, наверное. И глаз не сомкнул. Эти уроды храпят так! У нас, в кустах, и то. Уши сами (!) в трубочку сворачиваются. А уж тут…
Нам то что? Отдежурили, потом и поспать можно. А тебе? Завтра ещё и переводить. И как ты? Если уже сейчас от бессонницы лыка не вяжешь. А ведь ты не переведешь, кто? Кто тогда?!
Касимчик. Только тихо! Чтобы мужики не видели. И не слышали. По-пластунски. Вот, сейчас луна за тучки зайдет и… Вперед. В блиндаж. Там поспишь спокойненько. И завтра — как штык. Переводить начнешь, только от зубов отлетать будет. А я уж тут. Как-нибудь. Возьму на себя все тяготы и лишения.
Ну, что стал истуканом? Видишь, луна уже за тучами? Пошел, пошел, родимый. По-пластунски. И задницу… Задницу от земли не отрывай. А то ведь прострелят её эти ухари, что в кустах. У них уже с предохранителя всё снято. И патрон в патроннике. Так что ты уж постарайся, Касимчик. А то ведь твою задницу отстрелят. Не мою. Ну, с Богом…
* * *
В общем, пока мы спохватились. И стали подозревать, что нечисто тут… Какого лешего Юрка так долго Касима вразумляет? И с чего у них там раскладушка скрипеть перестала? Пока спохватились, призадумались… Пока сами в домик просочились. В хурджинах тех уже ничего практически не осталось. Ну, так. По горсточке миндаля на рыло. Да вяленого инжира. С десяток. Не больше.
Мы, конечно, как обратно в кусты заползли, всё этому удаву высказали. Что не дело это, когда о товарищах забываешь. Нашел провиантский склад, поделись с другом. По-братски. А не так, что на тебе, Боже, горсточку миндаля да две изюминки…
Правда, толку от того… Мы ему правду-матку в его сытую рожу беспощадно, а он только щурится довольный и отломленной от куста веточкой в зубах ковыряется.
* * *
А утром афганцы ещё и командиру маневренной группы нажаловались. Мол, его бойцы, совсем плохой «товарищ». Всё-всё ночью скушал. Совсем всё! Ничего не оставил.
Хорошо, что у «папы» с юмором всё в норме оказалось. Он только и сказал взводному, что пора, мол, разведку переводить в советники к афганцам, а начальнику продовольственно-фуражной части — снимать их всех с довольствия. Ну, и добавил. Про то, что кобыле легче.
И всё это — только лейтенанту нашему. А уже к обеду в маневренной группе невозможно было найти человека, который бы не знал, что разведка все продовольственные запасы у афганцев схарчила. Все. До последнего зернышка.
И ведь не объяснишь всем и каждому, что мы, вообще-то, не при делах. Так только — по горсточке миндаля. Да по вяленой инжиринке. И всё. Всё!
А кто харчил, так про то у Касима спросите. Он там, в домике, сам лично был. Собственными глазами видел!