Командиру всех полицейских служб моего района, товарищу-господину будущему генералу
Я, Страдальцев Руслан, находясь в трезвом уме и лишь слегка опохмелённой памяти, взял в заложницы свою сожительницу гражданку Батуеву Е. потому, что она отказалась дать мне обещанных денег на праздник в размере одного прожиточного минимума, который у меня равнялся всего ста (100) рублям, в отличие от всех остальных субъектов. Этим она не только вывела меня из себя и из членов нашей большой тройки (я, Лёха-Чиж и Масёк), но и поставила в неловкое положение перед всем мировым сообществом моего района. Где мне теперь искать это сообщество? Как мне жить во вне его? И можно ли вновь оказаться внутри?
Эти мысли и желание ограничить её хаотичные передвижения по моей квартире, видимо, и заставили меня привязать гражданку-сожительницу Батуеву Е. к радиатору центрального отопления, в чём она мне, кстати, с удовольствием помогала, не желая ни вышвыриваться на улицу, что я предлагал, ни возвращаться к месту постоянной регистрации в деревне, не помню названия, что я тоже предлагал. Отца с участковым полицейским я не пускал в квартиру из-за страха, так как с детства боюсь стоматологов, который наверняка был с ними.
В прохожих из окна я никаких вещей не бросал, а гантели, найденные под моим окном с моими отпечатками пальцев, принадлежат не мне, а местному спортивному обществу «Динамо», где я в детстве занимался в секции шашек. Почему они упали с неба в опасной близости от пенсионерки Кругловой, понятия не имею, но хочу отметить, что пенсионерка эта очень противная и денег взаймы никогда не даёт, так что это, скорее всего, предупреждение ей от высших сил о неотвратимости наказания за скупость житейскую. Своих любимых и многоуважаемых соседей, всю ночь барабанивших в мою дверь с просьбами не петь песен, я не оскорблял, так как вопрос «Ты кто, тварь стучащая?» считаю не оскорблением, а прямой цитатой из Достоевского, хотя у него там твари не стучали, а дрожали.
Но и эти твари у меня тоже ещё подрожат — право имеют они в дверь барабанить в три ночи, если им на работу к восьми? Да ещё с такими лицами, будто я у них отнял что-то. Я, конечно, отнял, но только лишь сигареты, потому что спать надо, а не курить по ночам толпой в подъезде, что, во-первых, запрещено законом, а во-вторых, от курения и недосыпа синяки появляются, никак не от моих спокойных размахиваний руками в процессе мирных переговоров, что и зафиксировала подъездная камера видеонаблюдения, пока я её случайно не разбил. А уж вызывать наряд полиции, отвлекая его от основной, опасной и трудной, службы считаю поступком вообще глубоко безнравственным и достойным всяческого порицания. При личной встрече я это порицание, разумеется, выскажу, потому что в тех кругах, в которых я вращаюсь, вызов полиции это «не комильфо» (фр. — «западло»).
Что касается коньяка, якобы отнятого мною у запоздалого пешехода, то заявляю, что это был акт добровольного дарения с его стороны, что и заметил проезжающий мимо полицейский патруль. Если б не моя привычка к ночному оздоровительному бегу, то я, конечно, с удовольствием бы проехался вместе с этим патрулём до отделения и всё объяснил. Нахождение у меня мобильного телефона этого пешехода могу оправдать только бессознательным его состоянием и моей тревогой за сохранность дорогого аппарата.
Я, кстати, позже пытался сдать его на ответственное хранение в круглосуточный магазин, так как дома я его ответственно хранить не мог из-за воровских замашек своей сожительницы гражданки Батуевой Е., но в магазине взять его отказались даже за бутылку благодаря охраннику, из-за чего пострадала витрина этого круглосуточного магазина и сам охранник, подонок и негодяй. А мои слова про то, что этот мобильный телефон принадлежит мне, были лишь милой шуткой, и я крайне удивлён, что ни кассирша, ни упырь-охранник её не оценили, что и зафиксировали магазинные камеры видеонаблюдения, пока я их случайно не разбил.
Каюсь в том, что моё разочарование в невозможности сдать телефон за бутылку на ответственное хранение было немного чрезмерным, не стоило, вероятно, говорить охраннику горькую правду про его национальность, сексуальную ориентацию и внешний вид, бросать этого охранника в витрину, хватать водку и убегать, а следовало спокойно и мирно дождаться уже вызванных Ваших сотрудников. Но я спешил домой по причине того, что в тех кругах, в которых я вращаюсь, наступил «файв-о-клок» (англ. — «чифирнуть пора»).
Насчёт кроссовок, найденных у меня в квартире на моих ногах и, по словам всё того же пешехода, ранее принадлежащих ему, могу сказать следующее: в буддизме, который я исповедую сегодня, то, что я в кроссовках, а он босой, означает лишь одно — то, что я в кроссовках, а он босой. Всё остальное — это лишь домыслы, невнятные подозрения и сумятица. Вот американский марсоход «Любопытство» с помощью своей камеры видеонаблюдения, пока её случайно не разбили, нашёл на Марсе крестовую отвёртку, а у меня точно такая же неделю назад пропала. Но я же никого не обвиняю, хотя в моём случае список подозреваемых чрезвычайно узок! Или американцы, или марсиане, или тот неизвестный человек в одеянии католического священника, который приходит ко мне по ночам, молча сидит на подоконнике и смотрит. Всё! Как говорят в тех кругах, в которых я вращаюсь — «азохен вей!» (идиш — «какая лажа!»).
Прошу принять во внимание, что гражданку Батуеву Е. в бытность её заложницей я не бил, не считая двух точечных ударов, посвящённых пропаже пачки пельменей, а вот у меня на лице лица нет — благодаря слаженным и высокопрофессиональным действиям наряда полиции, за что прошу высказать ему (наряду) своё восхищение в размере ДВД-плеера, который исчез в неизвестном направлении. Особо хочу отблагодарить высокого и красивого мужчину в звании прапорщика, который первым ворвался в квартиру и, несмотря на просьбы мои и заложницы посидеть с нами, первым её и покинул вместе с микроволновой печью, только недавно купленной мною в одной из квартир Восточного округа столицы у неизвестных мне продавцов, так как их на месте совершения акта купли-продажи не оказалось.
Ворвавшиеся вслед за ним остальные Ваши доблестные сотрудники, обиженные, видимо, отсутствием ещё микроволновых печей, применили ко мне все доступные им средства физического устрашения, а ведь заложница к тому времени была уже отпущена и вольна идти на все четыре стороны, то есть моей вины в том, что она продолжала дурным голосом петь свои песни, никакой нет. Я вообще не хотел брать её ни в сожительницы, ни в заложницы, она сама напросилась, мотивировав это желанием выпить (это про сожительничество) и отсутствием где ночевать (это про заложничество). Пообещав дать сто рублей, она обманула меня, как обманула до этого с приданым, потому что два стакана с подстаканниками и одной чайной ложкой, украденные ею из поезда «Лиски-Москва», никак не похожи на чешский сервиз на полторы персоны из богемского стекла.
Но претензий я ни к кому не имею, ни к своей сожительнице гражданке Батуевой Е., ни к героическим полицейским из наряда, хотя микроволновую печь и ДВД жалко, но, видно, им они нужнее. Моё идеальное поведение, между прочим, было зафиксировано автомобильной камерой видеонаблюдения, которой я дал эксклюзивное интервью по дороге сюда и только потом случайно разбил. Да, я был немного резок, но это вызвано шоком от ужасных слов моей сожительницы гражданки Батуевой Е., которые она адресовала мирным служителям правопорядка. Сразу заявляю, что в том месте, куда она их послала, им делать нечего! Каюсь, но, как говорят в тех кругах, в которых я вращаюсь — «о, темпора! о, морес!» (лат. — «нравы ниже Яузы»).
Особо хочу отметить, что это я фактически являлся заложником своей сожительницы Батуевой Е. в течение многих пяти дней и недель, что может подтвердить любой здравомыслящий человек, коим Вы, уважаемый товарищ-господин будущий генерал, наверняка являетесь. Надо сказать, что именно женщины являются источниками всех мировых и, в частности, моих бед и катаклизмов, начиная от восстания Спартака и заканчивая недавним трёхлетним нахождением меня на особо охраняемой территории общего режима. А избавиться от женщины — это задача архисложная, сложней, чем не попасть в зону обзора камер видеонаблюдения магазина «Ашан», я проверял, их только разбивать нужно. Она сидит и сидит, выпить требует, и никуда её не выпихнешь, это я про женщину, разумеется. Так что, как говорят в тех кругах, в которых я вращаюсь — «шерше ля фам» (перевод не требуется).
В связи со всем вышеизложенным прошу Вас срочно отпустить меня на свободу домой, хотя какая это свобода, когда кругом камеры видеонаблюдения и армяне. Но отпустить всё равно надо, потому что всё скоро закроется и где я потом возьму, а если я вернусь домой с пустыми руками, гражданка Батуева Е. причинит мне невыносимые моральные и физические страдания в форме побоев. По этой причине прошу выдать мне тридцать (30) долларов США в рублёвом эквиваленте в обмен на моё обязательство сообщать Вам обо всех готовящихся противоправных действиях в нашем районе.
О первом противоправном действии сообщаю сразу: все мои соседи по подъезду состоят в террористической организации ИГИЛ
Остаюсь в восторге и даже в восхищении от общения с Вами, глыбой русской правоохранительной мысли, и с Вашими подчинёнными, глыбами помельче.
Страдальцев Руслан, гражданин и патриот, даже в запое запойно читающий Конституцию, где, кстати, нет ни строчки о том, что каждый мой шаг должен фиксироваться различными камерами видеонаблюдения.