Подходит ко мне один человек, явно не наш: своих я, во-первых, всех знаю, а во-вторых, сразу чувствуется, даже не знаю почему, что это иностранец.
— Простите, пан Владимир, мне сказали, что надо к вам обратиться.
Русский язык хороший, но акцент присутствует, постарше меня лет на пять, обращение «пан» говорит о том, что он или из Польши, или из Чехословакии к нам приехал:
— Я слушаю вас, — отвечаю.
— Меня зовут Кшиштоф Веселовский, я родился в 1940 году, — надо же, ошибся, лишь на три года старше, подумал я, — в маленькой деревушке на территории Белоруссии, родители мои поляки по национальности, значит, я тоже поляк. Война заканчивалась, ваши войска нас освободили, но так случилось, что мама осталась там, где мы жили, а меня немцы прихватили и увезли с собой. Попал я на запад в концлагерь для такой вот малышни, затем уже американцы из лагеря нас вызволили. Я по-польски хорошо говорил, вот меня одной польской семье и отдали, а те захотели на родину вернуться и добились того, что мы в Лодзь перебрались. О том, что я приемный сын, я узнал очень поздно, перед самой смертью мне моя приемная мать об этом рассказала. Ведь когда они приехали в лагерь для перемещенных лиц меня забирать, я решил, что это мои родители настоящие меня разыскали, а они это и не отрицали совсем. Начал я искать моих настоящих родственников для
Что в таком случае делать, я совсем не знал, но заметил начальника Технического управления Министерства легкой промышленности и подошел к нему:
— Алексей Иванович, что можно сделать в таком случае?
Он как опытный аппаратчик тут же поспешил переправить меня дальше:
— Вон видите, заместитель министра по внешнеэкономическим связям стоит, он литовец, ему и карты в руки.
А затем, уже потише, только ко мне обратился:
— Вы сами не лезьте туда, пусть поляк один попробует, ну не получится, тогда придется вам поработать.
Я так и сделал, научил всему пана Кшиштофа, да к заместителю министра и направил. Стою, делаю вид, что в другую сторону смотрю, а сам нет-нет, да глазом кошу в их сторону. Вижу, указывает на меня пан, ох, зря он это сделал, не знаю я, чем помочь ему можно. А сам уже как привязанный за длинный поводок к высокому начальству подтягиваюсь.
— Я письмо на имя начальника ОВИР’а подпишу, ну, а уж вам побегать придется.
Помчался я искать, как этого начальника зовут, да заодно подумать, что писать-то?
Забежал в техническое управление, к начальнику отдела сунулся, вышел из кабинета — и письмо написано, и необходимые две визы стоят, четко и быстро я сработал, сам доволен.
Дальше началось все очень и очень скучно, нудно и медленно. Сплошные ожидания. В одном кресле час просидел, минуту в кабинете провел, у другой двери два часа провел, а в том кабинете, что за дверью скрывался, у которой я сидел, всего на три минуты задержался. Но хоть с пользой: пару автографов под размашистой подписью заместителя министра получил. Три дня я бегал по Главному Управлению внутренних дел Москвы, а добился лишь указания в районный ОВИР принять к производству и рассмотреть по существу.
Начался второй круг моих блужданий по лестницам бюрократизма. Международное совещание в нашем министерстве закрывалось в 16 часов, дальше должен был быть прием от имени Министра, вот на этот прием я и явился с документами, которые разрешали Кшиштофу Веселовскому прибыть в Вильнюс, на четыре дня съездить в такой-то населенный пункт, вернуться в Вильнюс, отбыть в Москву, из которой уехать согласно заранее согласованному маршруту. При этом все передвижения по стране гражданина Польши, рожденного в СССР, должны проходить под присмотром бдительного ока соответствующей организации.
Так вот скажите мне: то, что мы из этой золотой клетки вырвались, это во благо всем нам или.