Очевидно, со скорбной миной лицо кажется более благородным и умным. Но как говорил незабвенный Олег Янковский в таком же незабываемом фильме: «Умное лицо — это еще не признак ума».
Если говорить о старости, то такой, как у артиста Зельдина, который прожил 101 год и был бодр, востребован, а, самое главное, внутренним оком устремлен не в прошлое, каким бы притягательным оно для него ни было, а в будущее.
Старость прекрасна, как выдержанное вино или душистый бальзам, который пьют, смакуя, маленькими глоточками. Но как же тягостно, когда чья-то старость обрушивается на тебя неряшливым грузом нереализованных желаний, которые непременно должны реализовать близкие, которые, естественно, не знают, как жить, и совершают массу ошибок! Как же тут не преисполниться чувством собственной значимости, не начать поучать молодых слепых кутят, как им следует поступать в жизни! При этом, само собой, подразумевается, что молодые обязаны внимать, благоговейно открыв рот. Но рты почему-то не открываются, и старики негодуют — кто, молча, кто не очень.
Принято считать, что старшее поколение должно наставлять. Если в смысле общечеловеческих ценностей и общежитейской мудрости — то пожалуйста! Так ведь дело в большинстве случаев общечеловеческими ценностями не ограничивается!
Мы нуждаемся в наших стариках, но ведь и они так же, если не больше, нуждаются в нас. Именно молодые дают старости силы к жизни своим безрассудством (только не откровенно безбашенным!), своей яркой безоглядной радостью. «Молодость — великая вещь, она все кушает», — говорила одна знаменитая киноактриса. И, когда придет пора отчитаться за земные гастроли, я почему-то более чем уверена, что милосердный Бог спросит у каждого не о том, кому и когда он раздавал ценные указания и создавал проблемы из-за неверного поступка, неловко сказанного слова и непочтительно брошенного взгляда. Мне думается, что спросят нас о том, кого мы в этой жизни пожалели, к кому проявили милосердие, и, по возможности, не кричали потом об этом своем добром жесте.
Я — далекий от религии человек, но мне кажется, что жить по-божески — это никому не досаждать и никого не обсуждать. И наше вам почтение. Это не мои слова, они принадлежат героине одного художественного фильма. Но под этими словами я готова подписаться обеими руками.
«Никому не досаждать и никого не обсуждать»… Хотя бы с возрастом прийти к этому нехитрому убеждению. Это вроде бы так просто и так маловыполнимо в реальной жизни. Может, потому все реже встречаются просветленные, красивые старческие лица. Лица, светящиеся спокойствием вовсе не оттого, что у них есть все, что они любят (это, к сожалению, невозможно), а оттого, что они любят все, что у них есть. Как говорят в Одессе — это две большие разницы.
Я настороженно отношусь к старым людям и чем старше становлюсь, тем больше. Но почему-то до сих пор не могу сдержать слез при пронзительных строках полузабытой песни Розенбаума:
…И бабушек приходим навестить
На день рожденья раз. И раз — в день смерти.
А в третий раз — когда сжимает сердце
Желание внучатами побыть.
В этот момент я искренно люблю их всех: морщинистых и не очень; аккуратно расправляющих складки головного платка или так же аккуратно наносящих на поблекшие губы красную помаду из богом забытого тюбика; добродушно ворчащих нам вслед или испытующе глядящих из-под выпуклых стекол очков: старушек-веселушек с бодрым румянцем на щечках или сдержанных элегантных дам.
Мой искренний порыв длится недолго (не буду лукавить!). Три-четыре старческих лика, блаженно ностальгирующих по дням минувшим, когда «все было не так, был порядок!», или увлеченно повествующих про очередные анализы и таблетки, или (о! о! о!!!) раздающих бесплатные ценные указания, способны вогнать меня если не в тихую ненависть, то в отчаянную скуку.
…Мы давно приучились обходиться без них. Это жестко, но это правда, а не пафос. «Тому, кто идет дорогой жизни, Бог дарует способность забвения». Это тоже замечательная истина из такого же замечательного фильма. И все-таки жаль иногда и сжимается горечью сердце, что больше никто старческой рукой не выльет тебе вслед традиционную кружку воды, чтобы дорога твоя была легка, и не накроет худенькой морщинистой ладонью твою, гудящую от усталости руку, словно говоря: «Устала, внученька? Ну, ничего, Бог труды любит. Отдохни!»