К нам периодически приезжали из страны в краткосрочные командировки специалисты для выполнения различных работ. По окончании командировки обычно кто-нибудь сопровождал ребят в международный аэропорт Вашингтона Даллес.
Однажды, скорее всего в 92-м году, я провожал такую группу в аэропорту.
Как оказалось, этим человеком был Егор Кузьмич Лигачёв. Узнать с первого взгляда в этом седовласом, пожилом, но очень крепко сбитом человеке бывшего могущественного члена
Дело в том, что одетый в расшитую косоворотку, полотняные брюки и летние парусиновые туфли, он был больше похож на южно-русского крестьянина после работы, тем более что это одеяние дополняла соломенная шляпа-брыль с широкими полями. А ведь его образ навсегда сложился и запомнился в строгом костюме и галстуке, в шеренге портретов с другими членами Политбюро, на присутствующих в обязательном порядке стендах и плакатах во всех без исключения организациях страны. Познакомились и разговорились. Оказалось, что Егор Кузьмич Лигачёв с 1989-го года изредка летает в США по приглашению американских высших учебных заведений читать лекции по теории коммунизма. В этот раз он возвращался после серии лекций в Джорджтаунском университете Вашингтона.
В людском сознании, да и в моём представлении, именно Лигачёв был автором и главным апологетом антиалкогольной компании в СССР.
Недаром в народе даже перчатку, надеваемую как гидрозатвор на банку с брагой, окрестили «Привет от Лигачёва», да и множество различных историй и анекдотов ходило тогда, связанных с ним и с этой антиалкогольной компанией.
Ожидание вылета всё дальше затягивалось и прогуливаясь, я предложил Егору Кузьмичу зайти в бар.
Дело в том, что в баре аэропорта продавалось прекрасное бочковое тёмное пиво «Гиннес», его сюда постоянно завозили попутными самолётами из ирландского аэропорта Шеннон. Мы обычно не пропускали возможности при случае выпить здесь парочку кружек. Сказал при этом из вежливости, что уважая его убеждения как заядлого трезвенника, всё же считаю возможным угостить его парой кружек, чтобы освежиться, да и потянуть заодно время. Егор Кузьмич согласился, рассмеявшись, особенно когда я напомнил ему слова Максима Горького, изложенные в письме Константину Сергеевичу Станиславскому:
-«Ненавижу пьяниц. Понимаю пьющих. И остерегаюсь трезвенников».
Насчёт клейма воинственного и закоренелого трезвенника он был в корне не согласен. Вот с этого как раз и началось наше увлекательное и интересное общение. Я рассказал ему несколько историй, в том числе про тот оренбургский случай и про множество перегибов в этой очередной компанейщине властей, вызывавших справедливое недовольство и неприязнь людей. Общение стало абсолютно живым, когда мы оба вспомнили несколько анекдотов того времени. Он не соглашался с тем, что народная молва его демонизировала. Да, он был активным проводником той антиалкогольной кампании. Но автором её, мол, он никогда не был. Что идея антиалкогольной борьбы, вместе с проводившимися предыдущими жесткими мерами по укреплению трудовой дисциплины были продумана ещё Андроповым. В 1983-м году была создана специальная комиссия Политбюро по борьбе с пьянством под председательством
Или сплетни про то, что он однажды самолично приказал уничтожить винные подвалы Массандры, где он никогда и не бывал, или даже санкционировал вырубки виноградников, что было полнейшим бредом.
Все эти слухи особенно усилились, по его словам, с тех времён, как он начал критиковать и противостоять действиям Горбачёва, считая его политическим перерожденцем. В подобном же ключе в нашем разговоре он отозвался и о поведении и политике Ельцина, недопустимом для руководителя огромной страны. Это были честные и открытые слова, сказанные им ещё тогда, в 1992-м году, когда Ельцин находился на пике популярности и славы.
Как известно прошедшие времена вполне подтвердило правоту его слов.
Пожелав Егору Кузьмичу счастливого пути и пожав друг другу руки мы расстались.
Времена не выбирают, и как всегда, встречается в жизни на пути как плохое, так и хорошее. Но память человеческая- замечательная штука. Потому что всё плохое, в том числе и весь негатив, связанный с перегибами тогдашней борьбы за трезвость уже забылся, а вот такие как в этих рассказах и подобные им встречи — помнятся.