Скорее всего, первый раз в театр я попал в пятом классе. На больших зимних каникулах мы, с секцией плавания, в которую я тогда ходил, ездили на соревнования в Минск. В те времена для школьников проводилось много всесоюзных турниров: «Золотая шайба», «Оранжевый мяч». Что-то подобное было и у пловцов. Насколько помню, называлось «Веселый дельфин». Во всяком случае, на минских плакатах «Приветствуем участников соревнований», была изображена улыбающаяся фигурка именно этого животного.
Организаторы турнира, надо отдать им должное, подготовили для приехавших со всех уголков Союза потрясающую культурную программу. Каждый день к Дому колхозника (рядом с минским часовым заводом «Луч»), где жила часть спортсменов,
Помимо прочего, возили нас в театр. Даже не в один! В два театра. Первый был какой-то экспериментальный и большого впечатления на меня не произвел. Видимо, располагался он в каком-то ДК и помещение со сценой, в котором игрался спектакль, было самым обычным: ряды кресел с откидными сиденьями, спинки которых и сами сиденья обтянуты каким-то порядком вытертым кожзамом тусклого, неброского цвета. Никакой лепнины, подвесной люстры в полпотолка с тысячей лампочек, имитирующих свечи… Ничего этого не было. Самый обычный зал. У нас, в Воркуте, в кинотеатре «Родина», и синий, и красный залы выглядели куда шикарнее. Что за экспериментальный спектакль нам играли я так и не понял. Ни сюжета, ни содержания. Вообще, — ничего! Экспериментаторство, скорее всего, заключалось в том, что артисты сбегали со сцены, какие-то эпизоды играли прямо в проходах, при этом орали так, что, наверное, на улице было слышно, хватали зрителей за руки, обнимали их. В общем, все было очень непонятно, а самое обидное, — шумно. Поэтому поспать… Видимо, физические нагрузки и психологический прессинг сказывались: спать в свободные от соревнований дни хотелось неимоверно. Но, увы… На том экспериментальном спектакле мне даже покемарить не удалось. Обидно, досадно, да… Что тут поделаешь?
Зато со сном я оторвался на следующий день, когда нас повезли в минский оперный театр. Вот это, был настоящий театр! Настоящий. Не знаю, как сейчас, а в тот год снаружи его фасад был выкрашен в бледно-салатовый цвет. И в этой цветовой гамме выдерживался весь театр: его внутренние стены, контурная линия по периметру потолка, обивка кресел. Только ковровые дорожки на лестницах и между рядами в зрительном зале были красные с зеленой окантовкой в виде растительного орнамента. Лепнина, золото, огроменная люстра… Все, как положено. Вот это был настоящий театр. А не какой-то там «экспериментальный»!
Мы сидели на втором ярусе, над партером, чуть сбоку, сцену было очень хорошо видно, но, если бы не программка, которую я за пять копеек купил у входа на наши места у какой-то бабульки… Если бы не она, понять: что там, на сцене, происходит, было бы совершенно невозможно. Когда свою партию исполнял кто-то один, слова, с грехом пополам, с пятого на десятое, понять было ещё можно. Но когда они начинали голосить все вместе… Это просто какой-то хаос. В котором разобраться невозможно даже в принципе. Хаос, он хоть в Африке, хоть в Минском оперном, хаос и есть. В общем, до первого антракта я ещё как-то высидел. Но в антракте… Я съел в буфете два вкусных пирожных и выпил целую бутылку лимонада. И сытого меня… Сморило. Так я и проспал всю эту минскую оперу. Пацаны по этому поводу потом долго надо мною подшучивали.
А на сцене в тот вечер шел «Князь Игорь» Александра Бородина.