Когда в горах просыпалась от долгой зимней стужи природа, а на горных склонах красовались синяя как чистое небо горечавка, разноцветные камнеломки, жёлтые маки, примулы и хохлатки, по тропе, что вела к зарослям жимолости, поднималась молодая женщина.
Карлагаш (ласточка, несёт семейный уют), так звали женщину, этой зимой овдовела. На руках она бережно держала дитя, слёзы капали на личико малютки, от чего та морщила носик и забавно моргала глазками. Мать, прижимая девочку к себе, говорила:
— Сейчас, милая, придём, сорвём прошлогодних ягод с волшебного куста, заварим дома чай, попьём на ночь, и пройдёт моя неуёмная тоска. Будем козочку нашу пасти, ягоды да грибы собирать.
В это время из-за скал показалась стая чёрных аистов — возвращались они из тёплых стран в родные места. Чёрные аисты редко появлялись на глаза людям — любили они уединение, гнёзда вили подальше от людских поселений.
Вот от стаи отделился один аист, в когтях он держал небольшой свёрток. Не успела женщина опомниться, как птица опустилась перед ней, положила на землю тот свёрток и полетела догонять своих, на ходу обронив:
— Спаси дитя! Его родители погибли от ран. Знаю, добрая ты женщина, когда-то ведь ты спасла и моих птенцов.
Наклонилась Карлагаш, подняла свёрток, откинула одеяло и обомлела — на неё смотрело измождённое чёрное личико. Плакать ребёнок от голода уже не мог, лишь умоляюще смотрел на человека. Не задумываясь, она положила дочку на камень, села рядом и приложила подкидыша к груди.
Немного утолив голод, ребёнок заулыбался, освободил ручку и потянулся к женщине.
— Темир (крепкий), — произнесла Карлагаш, — нарекаю тебя Темиром.
Так у вдовы появился приёмный сын. Любила она его как своего родного, да только соплеменники не разделяли её привязанность к чернокожему ребёнку — суровые законы были у людей того племени.
Годы шли. Джунлей (бусинка, усидчивая, хозяйственная), так звали дочь Карлагаш, выросла красавицей, каких мало было в поселении, помощницей на радость матери. А Темир сильным и работящим был, отремонтировал ветхое жилище, построил хлев для коз, которых развелось достаточно для стада.
Много парней сваталось к Джунлей, да всем она отказывала — любила своего названого брата. Ополчилось против юноши всё поселение.
Пришёл как-то к Карлагаш старейшина и говорит:
— Ты знаешь наши законы, не могут наши девушки выходить замуж за чужеземцев. Пускай уходит Темир из поселения подобру-поздорову.
Заплакала мать, а в это время зашли радостные Джунлей и Темир и в ноги матери кинулись:
— Благослови нас, матушка!
А мать ещё больше слезами залилась и рассказала им про суровые законы племени.
Ничего не сказали парень с девушкой и убежали в горы. Куда бежали — не знали. Ноги их сами принесли к волшебному кусту жимолости, что считалась покровительницей влюблённых.
Сели под кустом, обнялись и думу горькую думать стали. Сколько прошло времени — не знали. Вдруг над головами раздались трели радостные — это возвращались из дальних стран свиристели.
Стая пролетела, а один старый свиристель отстал от неё и опустился на колени Джунлей. Посмотрел в её заплаканные глаза и сказал:
— Вижу, горе у вас большое. Расскажите, что случилось.
Поведала девушка всё, что произошло. А парень добавил:
— Любимой жить надо, а я, если б мог — птицей обернулся, в далёкие края улетел бы, туда, где живут чернокожие люди.
Девушка возразила:
— Что ты надумал: без меня улететь?! Я тоже хочу птицей обернуться и с тобой полететь.
Посмотрела на них птица, задумалась, а потом и говорит:
— Превратиться в птиц несложно, да вот только назад пути не будет, так и придётся жизнь птичью прожить.
— Мы готовы! — в один голос воскликнули влюблённые.
— Вижу, решение у вас твёрдое. Если это почувствует и куст, под которым вы сидите, то поможет вам, — сказал так старый свиристель и улетел.
А старый куст знал от птичек, которые прилетали лакомиться его плодами, всё, что происходит в людском поселении. Потянулся он ветвями к влюблённым и молвил:
— Помогу я вам обернуться свиристелями. Да только вот ты, Темир, будешь чёрным свиристелем, а твоя любимая обычным. Но знайте, у птиц не как у людей, они примут чёрного свиристеля и не изгонят из стаи, когда полетят в тёплые края.
Слёзы выступили на глазах у девушки, и она тихо произнесла:
— Спасибо тебе, волшебный куст. Что нам надо делать?
Жимолость заколыхалась, словно по ней пробежал ветерок, и протянула людям две ветки: на одной были только что созревшие плоды — тёмно-синие, как бездна морская, на другой — прошлогодние, сморщенные, почти чёрные.
— Возьмите по горсти тех и других ягод, — сказала она. — Дома перед полночью заварите чай, ровно в полночь выпьете этот чай до капли и ляжете спать.
Так и сделали молодые люди.
Наутро вместо детей Карлагаш увидела на постелях двух свиристелей: одного чёрного, другого обычного. Поняла всё мать, горько заплакала, а птицы её утешают:
— Не плачь, матушка. Мы будем рядом. На зиму улетим со стаей в тёплые края, весной прилетим, птенцов тебе подарим.
С тех пор так и повелось. Пара свиристелей осенью улетала в далёкие края, а как только волшебная жимолость начинала своё благоуханное цветение, возвращались к матери. Возле жилища в ветвях раскидистой дикой яблони гнездо построили, птенцов выводили да с матерью подолгу беседовали по вечерам — рассказывали о том, что видели и как жили в далёких странах.