Предшественники были крайне нетерпеливыми ребятами. Когда подходили к закрытым дверям и осознавали, что… Вау, ключей-то нет! А сосед по комнате на смене и будет, в лучшем случае, часов через пять-шесть…
Когда народ все это с трудом осознавал, просто с силой бил ногой по злосчастной двери в районе замка и таким образом… «Ячмень, открой дверь!» Вход в комнату оказывался свободным. Правда, не только хозяевам. Но последних на тот момент времени это обстоятельство совершенно не беспокоило. Главное, вот она, кровать… Родненькая. Можно упасть на неё и заснуть!
Ну, а если кто из посторонних и зайдет в комнату… Что тут брать? Кроме трех высохших до плотности бетона корочек хлеба на подоконнике и внушительной батареи пустых бутылок по углам… Ничего. Больше ничего в той комнате не было. Ну, разве что ещё кусок хозяйственного мыла, зубные паста и щетка в каждой из прикроватных тумбочек.
Судя по внешнему виду злосчастной и бедной двери в районе бывших замков, очень на то похоже, что таким или подобным образом (ну, не обязательно же ногой, можно и плечом!) открывали её не один и даже не два раза.
И извечный вопрос всей российской интеллигенции: «Что делать?» Вернее, один из вопросов, поскольку ответ на первый из них — кто виноват? — в данном, конкретном, случае очевиден.
Что, что? Понятное дело — «что». Разворачиваешься со своим ордером, как тот уставший путник у избушки на курьих ножках, «к дремучему лесу передом» и топаешь к коменданту. Приходишь к нему, говоришь за магарычовое дело и получаешь — хорошо, если двухметровый обрезок, а то, в лучшем случае, просто кусок доски дюймовки на полметра. Так если вот такой, это же просто замечательно! Целых полметра. А то ведь и по-другому может быть:
— Ещё короче, так, чтобы заменить часть дверного полотна в районе многократно выбивавшихся замков, не хотите? Ну, тогда — звыняйте. Больше ничего подходящего по комендантским сусекам нет. Увы! Так берешь то, что дают?!
— Беру, беру!
И бегом обратно. К дверям в свое новое жилище. Возвращаешься, знакомишься с соседями…
— Здрасьте, я ваша тетя. Приехала к вам из Бразилии, где много диких обезьян. И теперь тут буду жить. Прошу любить и жаловать.
Они всем скопом и сразу же, дружно, бросаются тебе на шею, начинают обнимать, целовать и вопить все в голос:
— А пива? Пива бразильского привез?!
Но ты так строго отстраняешься от всей этой разномастной и не в меру развеселой толпы и противным скрипучим голосом отвечаешь:
— Какое такое, павлин-мавлин, пиво?! Не видите, что тут у меня с дверями?!
Народ моментально осознает важность текущего момента. Буквально в течение получаса (а то и стремительнее, пива же всем хочется!) в твоем временном пользовании оказываются стамеска, отвертка, ножовка, молоток, гвоздодер и… Когда сам, а чаще в небольшой компании новых соседей мужеского полу, начинаешь колдовать с этой злополучной дверью и её замками. Чтобы через пару часов сесть за импровизированный стол (жены новых соседей или просто девчонки с этажа постарались) и чуть-чуть отметить новоселье. Тем самым пивом, привезенным из далекой Бразилии, расположенной вот тут, можно сказать, практически рядом, через дорогу, в самом близком изо всех продуктовых микрорайона.
Остальное, мол, потом, в общий для всех выходной…
* * *
Не знаю, по этой ли причине, или потому, что Петрозаводск, в отличие от Питера или Москвы, городок маленький, но раз в полгода-год обязательно где-то пересечешься с кем-то из бывших соседей. Естественно: что да как? А о тех-то знаешь что?
В общем, у меня с бывшими соседями по общежитию все ровно. Пусть и немного, и с опозданием на пару-тройку лет, но обычно знаешь, где, как и чем они занимаются, дышат и живут. Не все, конечно, но те, с кем тесно контактировал, как-то не хотят теряться.
И искренне хочется верить, что это — не только мое желание. И не только потому, что мы эти злосчастные двери когда-то обмывали «бразильским» пивом сортавальского разлива.