— А потом я влюбился… — внезапно донеслось до целиком погрузившейся в свои мысли Шимки. На лице Ивана Егоровича, меж тем, появилась одному ему присущая хитрая улыбка, а глаза при этом зажглись каким-то внутренним светом.
— Вот ты говоришь, — подложил он под голову руку, — мол, как это можно было на завод с пятью классами образования прийти.
— Ну… — словно оправдываясь, замялась Катя. Ей бы в голову не пришло обидеть отца своего мужа, и она уже ругала себя за неаккуратно оброненные слова.
— Я, — тихо добавила она, — совсем не это имела в виду.
— Это-это, — подмигнул ей свёкор, — да только ведь на заводе в то время не образование требовалось, а мужская сила, — повторил он ранее сказанное.
— А вот Галя, как узнала, — вздохнул он, — что я такой-сякой, немазаный, всего-навсего чуть ли не церковно-приходскую школу закончил, ей это очень не понравилось.
— В смысле? — уставилась Шимка на Ивана Егоровича.
— В прямом смысле, — усмехнувшись, ответил он. — Я ведь как из армии приехал — так буквально на первом вечере в клубе Галю-то и заприметил. Да и она к моей военной форме да значку «отличника боевой и политической подготовки», как выяснилось позже, тоже не осталась равнодушной.
— А зачем же ты в военной форме в клуб пошёл? — не поняла Шимка. — Армейская служба для тебя ведь закончилась.
— Ох, ничего-то ты не смыслишь в жизни, Катюша, — по-отечески наставительно ответил Иван Егорович. — Это вы сейчас на ваши танцы чуть ли не с открытым пузом бегаете. А в то время ходить в военной форме за честь считалось. И ребята, которые приходили из армии, не торопились повесить форму в шкаф. Месяц, а то и два с гордостью в ней щеголяли.
— Престижно, что ли, было? — осторожно спросила Шимка, боясь снова произнести что-то «не в тему».
— Престижно… — покачал головой свёкор. — И ведь слово-то какое подобрала! Престижно… — повторил он, почёсывая лоб. — Да не престижно это называлось, а другим словом.
— Так вот, — продолжил он, — Галя потом мне рассказывала, что она чуть ли не с первого взгляда влюбилась в меня. Так мы и стали встречаться.
— Совсем, как мы с Толиком, — произнесла Шимка, которой в своё время серьёзный и вдумчивый студент тоже понравился сразу.
— А дальше… — Иван Егорович немного задумался, — дальше произошёл у нас с Галей разрыв. Да какой серьёзный! Я сперва думал, что навсегда любовь свою потерял.
— Вот так так… — расстроено произнесла Шимка, которая терпеть не могла двух вещей: ссор и слёз. — Обидел, поди, Галину Васильевну, неосторожным словом.
— Я? — и свёкор резко поднялся на диване. — Помилуй, Катюша! Дело ведь вовсе и не во мне было.
— А в чём? — Шимка полагала, что кроме обидных слов разногласие ничем больше вызвано быть не может.
— Пять классов моих не понравились ей, видишь ли, — засмеялся Иван Егорович. — Как, помнится, она осерчала, когда узнала, что я вот такой малограмотный!
И не успела Шимка хоть как-то отреагировать на эти слова, прибавил:
— Да. Так и сказала: мне, мол, муж нужен, а не какой-то там необразованный валенок. А после этого заявила, что хоть она меня и любит, но замуж за недоучку не пойдёт. И дверь перед моим носом захлопнула. Так я и остался стоять на крыльце с разинутым ртом.
— И что же ты? — Шимку заинтересовала эта история. Раньше ничего подобного она про родителей Толика не знала.
— Что-что… — проговорил Иван Егорович. — Сначала надулся на неё, стороной даже стал обходить. А потом как увидел её с другим, каким-то хлипким очкариком, чуть не погнался за ним, позабыв про всё. Чтобы физиономию ему как следует начистить. Хорошо, ребята рядом стояли, за руки меня схватили. Не дали драке разразиться.
— Зло меня, помню, такое взяло, — Иван Егорович внезапно сделался серьёзным, — недельку после того случая я ещё погулял, а потом подал документы в вечернюю школу.
Он тихонечко встал с дивана, открыл дверцу стенки и протянул Шимке какой-то пакет:
— Смотри, вот что я тогда получил!
Шимка аккуратно достала из пакета сложенный вдвое листок серо-голубого цвета и, развернув его, прочла: «Свидетельство об окончании восьмилетней школы. Выдано Ивченко Ивану Егоровичу». Дальше вперемешку стояли оценки.
— Ага! Так, значит, всё-таки ты доучился? — словно торжествуя, сказала Шимка.
— А как же! — так же весело ответил Иван Егорович. — Доучился! До восьмого класса, глянь! Любовь, знаешь, она сильней оказалась. Да и обидно мне стало, что Галя меня каким-то неотёсанным бревном считает. В вечерней школе рабочей молодёжи три года доучивался. Сам, заметь! И никакие мамки-няньки мне не помогали. Всего добился собственными силами.
— А тот парень, — неожиданно вспомнила Шимка, — он куда делся?
— Какой парень? — удивился свёкор.
— Ну, тот, очкастый, которого ты ещё хлюпиком назвал, — пояснила Шимка.
— Ах, тот… — захохотал свёкор в полный голос. — Так это её брат двоюродный оказался! Да ты его наверняка знаешь, это же Михаил! Дядя Миша, вот кто это был! Он ещё на вашей свадьбе всё переплясать меня старался, вспомни-ка! А я-то ведь его в то время не знал. Они тогда специально ходили, взявшись за руки, словно влюбленные! Чтобы меня поддеть, значит.
— А с другой стороны, — и Иван Егорович снова стал серьёзным, — если бы не Галя, так я и правда остался бы валенком необразованным. Это ведь ей, моей родимой, я спасибо сказать должен за то, что у меня вот это свидетельство появилось.
Он вздохнул и, аккуратно сложив листочек, убрал его обратно в стенку.