Роза как нельзя лучше соответствовала своему имени. Кожа нежного розоватого оттенка, волосы светлые и на солнце переливались тоже розово-румяно, розовые ноготочки, розовая родинка на сгибе локтя. Даже в прозрачных голубых глазах вспыхивали розовые огоньки, когда девушка смотрела на огонь.
Именем царицы цветов нарекла ее тетушка почтенных лет. Бездетная незамужняя женщина имела склочный характер и подобно старой фее из сказки о «Спящей красавице» зорко следила за каждой мелочью в жизни родственников. Не дай Бог было не пригласить ее на какое-то семейное торжество — ворчания, переходящего в змеиный шип и виртуозные проклятия, не оберешься! Да и приглашавшим тоже доставалось: то дверь ей не так открыли, то стол не так накрыли. Одним словом, когда старая карга уходила, все облегченно вздыхали.
Особенно придирчивым было отношение к детям. Почему-то тетушка не любила девочек. Узнав, что у любимого племянника ожидается дочь, она плюнула, пожевала синеватыми губами и изрекла:
— Ничего нынешние не умеют! Родить и то нормально не могут. Конечно, если в одних кружевных трусах ходить — то только девок рожать будешь (это относилось к будущей матери). Мальчикам тепло нужно. Наши матери-бабушки в панталонах с начесом ходили, поэтому и рожали каждый год сыновей, как на подбор красавцев! А эти, пр--------ки — тьфу!!!
Причинно-следственная связь между рождением сыновей и панталонами с начесом была ясна только самой тетушке, имевшей, видимо, большие эмпирические познания в этих делах.
Тем не менее воинственно настроенная тетушка была мгновенно покорена, как только узрела в пене розовых кружев крохотный носик-пуговку и сморщенный бутон рта.
— Наша порода! — удовлетворенно хмыкнула она. — У нас в роду некрасивых не бывало! — и бросила победно-снисходительный взгляд на молодую мать.
Та, хрупкая, невзрачная, но полная какой-то неизъяснимой прелести, потупилась и покраснела. На хрящеватом носике выступили капли пота. Испытание тетушкой, хоть и не без подколов, можно было признать зачетным.
Очередная баталия разыгралась за праздничным столом уже по приезде из роддома. Молодые родители отчаянно хотели назвать новорожденную Авророй. То ли в честь римской богини зари, то ли в честь Авроры Дюдеван, больше известной как Жорж Санд.
Остальные родственники не возражали. И только тетушка не менее отчаянно противилась этому. Отчаяние подкреплялось яростным постукиванием по столу, так что подпрыгивали чашки и блюдца, издавая совершенно «федорогоринский» звук: «а за ними блюдца, блюдца — дзынь-ля-ля, дзынь-ля-ля!».
— Какая она вам Аврора?! — кипятилась тетушка. — Еще чего?! Посмотрите на нее! Розовая как куколка. Цветок, а не ребенок! Роза! В общем, так! Не портите жизнь ребенку! Называйте Розой. А иначе — вы меня знаете! Помогать не буду. Сами будете обходиться!
Декларация была не только ультимативной, но и опасной. У тетушки, помимо прорвы свободного времени и сноровистых рук, было еще одно важное преимущество — квартира! Заветные 27 метров двухкомнатной хрущевки, которые она туманно обещала отписать любимому племяннику. Естественно, когда почувствует, что Бог хочет призвать ее к себе. Чтобы туманность обещания не стала непроницаемой мглой, надо было пойти на уступку. Тем более что июльская жара к спорам не располагала.
Новоиспеченный отец, пытаясь придать голосу больше мужественности и патетики, провозгласил:
— Ну, за нового человека! За Розу. И пусть жизнь ее всегда благоухает и цветет!
— Аминь! — гаркнули родственники и потянулись к рюмкам и тарелкам. Напуганная могучим родственным криком, малышка запищала.
— А я что говорила! — удовлетворенно сказала тетушка. — Ребенок свое имя чувствует сразу! Ах, ты моя Розочка!
Рубикон был пройден и окаменелое сердце старой девы растоплено. Она стала рабыней Розочки, причем рабство было добровольное и восторженное. Розочка стала ее кумиром, идолом и божком на последующие годы! Ни одна наседка не квохчет так над своим цыпленком, как тетушка над Розой!
Тетушка ревностно следила, чтобы Розочке доставалось все самое лучшее. Она не сдувала — она не допускала, чтобы даже тень гипотетической пылинки коснулась Розочки! Надо сказать, что и воспитанница души не чаяла в своей восторженной рабыне!
На фоне яркой тетушки родители отступили и превратились в бледную тень. Окончательное слово в семейных спорах всегда оставалось за тетушкой, а та безоговорочно поддерживала любимицу.
-- А-та-та! А-та-та, вышла кошка за кота! За Кота Котовича, за Иван Петровича! — убаюкивала тетушка Розу.
— А-а-а-а! — вопила та, не желая убаюкиваться.
— Лапушка, Розочка! — пугалась тетушка. — А-та-а-та-та! За Иван Петровича вышла кошка! Ты представляешь? За целого Иван Петровича!!!
Окончательно убедившись в том, что неведомая кошка вышла замуж не за половинку, а за целого Иван Петровича, Розочка умиротворенно засыпала. Тетушка еще часа полтора носила ее на руках, блаженно улыбаясь и оповещая мир о кошкином бракосочетании.
Песенка повторялась так часто, что стоило подивиться брачной неутомимости кошки и свежим поставкам Иванов Петровичей.
— Не хочет купаться — правильно и делает! — ворчала тетушка, видя, как родители тащат упирающуюся Розочку в ванную. — Здоровее будет! Вон цыгане месяцами своих детей не купают, а посмотрите, какие здоровые!
При этом тетушка махала рукой куда-то в неопределенную даль, очевидно, прозревая в ней пыльные кибитки, пестрые юбки, табачные трубки, скрипки, гитары, медведей и чумазых ребятишек — словом, полный набор стереотипов о цыганской жизни.
Родители начинали вяло препираться с тетушкой, а довольная Розочка удирала под шумок.
Через некоторое время картина повторялась диаметрально противоположно и относилась к тому, что Розочка надолго занимала ванную.
— Что вы хотите от ребенка? Она растет, ей не хочется с прыщами ходить. Долго умывается — значит, ей так нужно! И вообще, занимайтесь своими делами! На кухне тоже можно умыться! Можно подумать, у вас крана там нет!
Слава Богу, у Розы подрастал брат, и родители полностью переключились на него. Младший ребенок в семье не особо интересовал тетушку. В ее сердце цвела Роза.
Больше всего памятны были вечера, когда Роза, засыпая, прислонялась к тетушке, а та, замирая от счастья, мурлыкала любимую песню:
Как соловей о розе
Поет в ночном саду…
Вам песня посвящается,
И вы смелей ответьте,
Ведь песнею кончается
Все лучшее на свете.
При таком обожании Розочке ничего не оставалось делать, как вырасти «топни-ножкой». Так в старину называли хорошеньких, но очень избалованных девиц, которые привыкли всего добиваться методом «топни-ножкой». Надо сказать, что топали они так изящно и мило, что отказать им было просто невозможно.
Первое недоумение со стороны тетушки было замечено, когда Розочка объявила, что хочет поступать в театральный. Она сказала это, поигрывая подарком тетушки на 16-летие — серебряным соловьем с глазами из настоящих изумрудов. Розовое июльское солнце ударило в окна, отразилось от глаз соловья и легло на волосы девушки.
За столом повисла тишина. Родители переглянулись и посмотрели на тетушку. Девятилетний брат крутился за столом и вдруг выдал нечто невообразимое:
Красотки, красотки, красотки кабаре!
Вы созданы лишь для наслажденья!
Каким образом и почему ему пришло это на ум, было непонятно и совсем неожиданно. Фривольная опереточная песенка не разрядила обстановку, а наоборот, сгустила ее.
Тетушка, вопреки всем ожиданиям, растерянно посмотрела на свою любимицу:
— Розочка, ты ведь так хорошо успеваешь по химии. Может, лучше на химфак?
— Театральный! — Розочкино лицо приняло выражение «топни-ножкой».
Далее последовала молниеносная смена картин на лице тетушки. От озадаченности до обескураженности и мгновенно — каменной
— А молодец! Я всегда говорила — ты очень артистичная и талантливая. В нашей породе всегда были яркие таланты! Как пела моя бабушка! А дядя был душой компании, как танцевал!
И бросила взгляд на отца Розочки — мол, поддержи. Тот неопределенно мотнул головой.
— Ты уроки сделал? — обратилась мама к сыну. Она была спокойна, только побледнела очень.
— Нет, нет, нет еще! — завертелся-запрыгал на одной ноге мальчик.
— Так идем! — она взяла его за руку и увела из комнаты. Отец ретировался тоже.