В далёкие времена этой истории из жизни я жил в коммунальной квартире. Соседи все были разные, и каждый по-своему был интересен.
Александра, например, всю жизнь проработала в ближайшем вино-водочном магазине. Этим, наверное, уже много сказано и комментарии излишни. Достаточно добавить, что неуловимый для остального народонаселения участковый милиционер периодически наведывался к Александре. Выходил каждый раз довольным, дожёвывая очередное богатое угощение и унося в голове и памяти все необходимые сведения и последние сплетни о том же надоедливом, но не вполне благонадежном народонаселении.
Естественно, такое положение позволяло Александре вытворять всё, что угодно, в том числе набивать свою комнату и места общего пользования несчётным количеством постояльцев, разных племён и народностей, превращая коммуналку в некий филиал цыганского табора. Тем более что рядом был Павелецкий вокзал.
Кухня была общая, поэтому, хочешь не хочешь, а некоторые разговоры постояльцев Александры волей-неволей приходилось слушать…
Одна чеченка (или цыганка, сейчас уже не вспомню точно) рассказала вечером какую-то древнюю историю. Суть её заключалось в том, что человек может думать о себе всё, что угодно, но информация о нём, да и судьба его давно уже зашифрована в каком-нибудь камне. Поэтому обмануть судьбу, как и изменить камень, невозможно.
В это время ещё один из моих соседей, Сашка Морозов, кашеварил на общей плите. Пожизненный холостяк, скрытный и нелюдимый, он вышел на кухню больше проверить сохранность своей громадной кастрюли, чем с кем-то пообщаться. В этой кастрюле он из года в год варил себе на неделю шмат свинины с картошкой и капустой, называя это варево «кандёром».
Позже, к слову, я подумал, что именно постоянный запах этого кандёра и спасал зачастую нашу квартиру, а может, и весь этаж, от нашествия не только тараканов, но и клопов. Больно они свирепые в те времена в коммуналке были, а нас тогда, видно, Бог миловал!
Сплюнул в тот раз Морозов, ругнулся и ушёл, бурча себе под нос про извечные женские хитрости, объясняющие чем угодно их любовь и привязанность к колечкам и прочим «побрякушкам с камушками», особенно драгоценным.
Нас с Морозовым разделяла тонкая стенка из плохо оштукатуренной дранки. Сашка был обычно нешумным, но когда из-за стенки по вечерам и выходным дням начало доносится ритмичное «тюк-тюк», прерываемое иногда приглушенным матом, у меня возник законный интерес: «А что это он там делает?»
Но Морозов, как уже говорилось, был человеком неразговорчивым. Отнекивался постоянно… Но однажды ему всё же пришлось «открыться».
Зная, что у меня есть ручной перфоратор, он его выпросил ненадолго. А некоторое время спустя признался, что не сумел им воспользоваться, и попросил помощи. Вот тут и раскрылся его секрет…
Морозов всю жизнь работал на стройке плотником. В своё время они разбирали в центре какое-то здание и кто как мог растащили по домам хорошие мраморные плиты с каменной облицовки цоколя.
Сашка тоже уволок себе большую плиту. Дай, думает, сделаю сам себе красивую надгробную плиту. Из родственников у него всё равно одна сестра, да и та далеко живёт, на Дальнем Востоке. Плюс и не видел он её давно, не будет она на него тратиться, это точно!
Тем более, ему всё равно делать нечего, вот и тюкал себе потихоньку надпись на плите. А перфоратор понадобился, чтобы отверстия в камне аккуратные проделать.
Соседу помочь — святое дело! Просверлил я отверстия в плите, посмотрел надпись, выбитую на камне картинку со сломанным деревом, но что-то меня зацепило!
Вроде всё верно было: фамилия; имя; отчество…
Дальше шли цифры года рождения — 1942 год, а через чёрточку выбито: «19…». То есть после 19 был пробел. А дело в том, что на дворе тогда был 1987-й год.
Я Сашке и говорю:
— Ты что, дурак, считать не умеешь? Сейчас какой год? Скоро ведь двадцать первый век будет уже! В 2000 году тебе только 58 лет исполнится! Ты считать умеешь? А если доживёшь — значит, плиту испортил…
Я потом даже пожалел, что глаза ему открыл. Он ушёл тогда в запой недели на две, если не больше. То ли ему плиту возможно загубленную было жалко, то ли себя, не сильного в математике…
А потом наше старое здание начало разрушаться и мы все благополучно разъехались в новые отдельные квартиры и долго не виделись.
Встретил недавно бывшую соседку. Вспоминали житьё-бытьё, общих знакомых и соседей. Спросил заодно и про Морозова, они уезжали с этой соседкой в один район.
Оказалось, что умер он. Как раз аккурат перед самым 2000 годом, перед боем курантов в Новый год.
Тут я и вспомнил эту историю про камни. Может, права была та женщина? Не помню, правда, цыганкой она была или чеченкой… Да, впрочем, какое это имеет значение?
Тут важнее другое: может, главный смысл не в надписи на камне был, а скорее в самой голове его, в мыслях и ожидании неизбежности…