— Митяй! Тебе не зябко? Глянь, ноги посинели! Я же тебе вчера ботинки дала!
— Не-е-е, — как бы раздумывая, ответил он и добавил: — Митяй не зябко. Митяй что? Сентяй, октяй да май!
Митяй — мужик лет 35−40, невысокого роста с всклоченными, давно не мытыми волосами и блуждающим взглядом человека «не в себе», молча стоял босой на снегу возле конторы мебельной фабрики. Он прижился там вроде бродячей дворняжки. Без шапки, в ватных штанах и синей рабочей телогрейке Митяй словно не замечал холодного февральского ветра, крутившего во дворе снежные завитки позёмки.
Почему его не задержали на проходной, когда он в мае впервые появился на фабрике, осталось загадкой. Его даже Жучок не облаял — небольшой чёрный пёс с крепким туловищем и коротенькими, как у таксы, лапами. Жучок всех знал на фабрике и дружелюбно махал хвостом, встречая трудовой люд. Но стоило ему увидеть чужака, яростно лаял и норовил укусить за ногу.
Митяй, одетый кое-как, босой, внезапно объявился на верхнем дворе у склада и, не произнося ни слова, кинулся разгружать тракторную тележку с деталями. Работа спорилась. Митяй работал профессионально и красиво — видимо, этим занимался не впервые, и штатные грузчики с одобрением приняли бесплатную помощь.
Кто же будет возражать? Завскладом Зина — одинокая полная вдова лет пятидесяти, раскрашенная, как индеец в боевом походе, с удовольствием наблюдала за его работой. По окончании разгрузки она повела Митю в столовую и накормила.
С этого дня он прижился на складе. Никто не возражал. Позже Зина заставила Митю пойти в душ, одела в новую рабочую одежду, и он приобрел вполне приличный вид. Только не удавалось надеть на него ботинки: он упорно ходил босиком.
Откуда он пришёл, где раньше жил, никто не знал. Говорить Митя не любил. Отвечал односложно: «Да, нет». О себе — только в третьем лице: «Митя есть хочет» или «Мите грузить надо».
Когда не работал, он находился при Зине. Она делила с ним завтрак, поила чаем. Он постоянно вертелся вокруг неё. Жаловался на жизнь. У них образовалось какое-то странное душевное единство. Одинокая, грубоватая женщина вдруг расцвела. Забота о Мите преобразила её. Глаза Зины сияли, излучали нежность. Она даже матюкаться перестала.
Они старались быть рядом, тяготели друг к другу. Митя тоже изменился. Молчаливый со всеми, он подолгу что-то ласково ворковал возле Зины. Их отношения вызывали насмешки рабочих. В перекурах они сплетничали и похабничали. Насмешек Зина наслушалась — уши опухнут! Но, как говорят, свечку никто не держал! Она смотрела на сборщиков с сожалением, а когда они уж сильно её доставали, могла так отбрить, что мало не покажется!
Зина рассказала ребятам, что раньше Митя обитал на центральном рынке, но там его обижали и однажды сильно избили — вот он и пришёл сюда:
— Беззащитный, жалко его, мужики, а душа у Мити нежная, светлая. Он никому зла не делает… И работящий! Так что хватит зубы скалить!
Директор фабрики тоже жалел Митю и не прогонял, тем более что тот оказался совершенно безотказным грузчиком. Ночевал Митя в слесарке. На работу по понятным причинам его оформить не могли. Из документов у Митяя оказались одни грязные пятки, и директор приплачивал заведующей фабричной столовой на кормёжку Мити. Иногда выписывал Зине материальную помощь. В деньгах Митя не нуждался.
Он изредка уходил с территории фабрики на набережную Дона, находящуюся через дорогу. За ним весело бежал Жучок, который полюбил Митяя не меньше Зинки, и не отходил далеко. Митя садился на лавку, гладил и почёсывал собаку за ухом, и они вдвоём подолгу с интересом наблюдали за пассажирскими теплоходами у пристани.
Однажды утром после планёрки на фабрику приехал сам генеральный директор фирмы. Всегда хмурый, недовольный, с желтоватым лицом аскета, с огромными торчащими бровями «а ля Брежнев», он стремительно выскочил из машины и направился к проходной.
Мы с директором и старшим мастером встречали важную персону. Как только генеральный вышел из проходной, на него с громким лаем кинулся Жучок и цапнул за ногу! Собственно, до генеральской ноги он не добрался, а только слегка подпортил штанину, но этого вполне хватило, чтобы привести того в ярость. Жучка отогнали, а наш директор долго извинялся:
— Псина безмозглая, Сергей Тимофеевич, простите великодушно, не распознал шельмец кого тяпнул… Что с него взять? А это, — он глазами показал на штанину, — наша Зина зашьёт и не заметишь — мастерица!
После чего сконфуженный директор фабрики суетливо пригласил Генерального пройти на территорию, но тот плюнул и произнёс со злостью:
— Какого чёрта у вас делать? Каков кобель, такова и фабрика!
Махнул рукой и так же стремительно выскочил к машине. Хлопнув дверью, генеральская «Волга» рванула от фабрики, оставив нас в позе немой сцены из Гоголевского «Ревизора».
Конфуз с генеральным по фабрике разлетелся вмиг! Жучок стал именинником. Все его гладили и несли угощение. И не то чтобы генерального директора не любили, большинство его вообще не знало — слишком стоял высоко по положению, но наш народ всегда с подозрением относится к начальству. И потом: раз уж Жучок бросился в бой, значит, и человек тот — не очень… Не наш! На кого ни попадя Жучок не бросится.
Вот тут вся история и закрутилась.
Слесарь из мехцеха, Михалыч, угостил Жучка ливерной печёночной колбасой, а Митяя «отбитой» шеллачной политурой. Политуру на фабрике давно не использовали — перешли на нитроцеллюлёзные лаки, но заначки шеллака оставались.
Для непосвящённых объясню: это такой лак, который раньше использовали в производстве мебели. Он представляет собой раствор шеллачных смол на этиловом спирте. Для того, чтобы употребить его внутрь, а это делалось частенько, надо бросить в него соли и «отболтать, или, как говорили, отбить» смолу дрелью или на сверлильном станке, чем и занимался Михалыч — большой любитель напитка. Желтоватого цвета, он выглядел не очень презентабельно, зато крепость его вполне удовлетворяла потребителей!
Митяю это дело понравилось, и его частенько стали замечать в слесарке вместе с Жучком. Нет, вы не подумайте плохого, Жучок политуру даже и не нюхал, но компанию поддерживал. Зина бранилась, а слесарю-химику сказала, что если он не перестанет спаивать Митяя, ноги ему переломает!
Однажды запасы Михалыча опустели, и он пошёл скрести по сусекам. То, что он отыскал, имело скорее коричневый цвет, чем привычный жёлтый, но запах обмануть Михалыча не мог. Они с Митяем налили по «чуть-чуть» для пробы и выпили. Михалычу не понравилось, а Митяй хватанул ещё и пошёл грузить детали на склад. К вечеру он ослеп…
Мите вымыли ноги и отправили в больницу. Зина его сопровождала и заботливо ухаживала. Даже отпуск за свой счёт выпросила.
К всеобщему удовлетворению, Митя оклемался и через две недели появился на фабрике. Вечером, когда Зина ушла домой, Митяй помчался в слесарку. Михалыч уже ушёл, и Митяй вытащил банку с лаком и включил сверлильный станок.
Утром Митяя нашли в слесарке мёртвым. Над ним, опустив морду к его босым ногам, захлёбываясь, жутко выл Жучок…