Электричество в село чтоб провести — и речи не слышно об этом. В редких избах лампы керосиновые горят — наверное, помогают звездам хоть как-то контуры людей освещать.
Широкой цепью — да и не одной! — движется вдоль улицы молодежь. В первых рядах идут взрослые девушки, затем музыкальное сопровождение и парни-женихи, за ними — девочки-подростки и мальчишки. Порядок узаконен раз и навсегда. Девушки сцеплены под ручку, им подражают и девчонки помладше. У парней строй построже — просто идут рядами. Гармонист сормача затевает: чай, нижегородские мы, и этот наигрыш наш фирменный, частушки под него — на разные темы.
Собирается процессия где-то по центру улицы и движется до конца села. Там любопытная раскадровка проводится. Мне она всегда доставляла удовольствие.
Надо развернуться для движения в обратную сторону. Девушки первого ряда расцепляют руки и через «крайнее» плечо разворачиваются в обратный путь. Но первый ряд оказывается теперь последним. И начинаются перебежки!
Уже приученный народ быстро с этим справляется. Если есть второй ряд девушек (в нем девки-подпевки), он распадается на две части, и девушки с обеих сторон обегают основной ряд — ряд запевал — и встают за ним. Гармонист чинно идет на свое место, ряд парней неторопливо встает рядом. А вот мы, мелюзга — шементом, как говорили в
Село — длинное, и делалось две-три остановки для плясок. Зрители постарше подходили. Танцев, какие танцевали потом в клубе, не было в репертуаре уличной тусовки. Клуб построили лет через пять, когда электричество провели.
А пока были «Страдания», «Цыганочка», «Семёновна». «Барыню» по ночам не плясали — в ней припевки не исполнялись, а фигуры в темноте не видны. Тут, в кругу, частушки в основе были. А в них всегда задор и задир — критика, насмешки. Признания в симпатиях тоже нередко звучали. В темноте-то стеснения поменьше было.
Круг обычно разворачивали возле бревен, у домов со скамейками — удобные места для девушек-исполнительниц и гармониста. Ну, а остальные довольствовались «контрамарками»: на колени друг к дружке, на завалинке.
И начиналась дуэль. Плясали только девушки, парами. В «страданиях» плясуньи рассказывали другу дружке про свои любовные дела — про взаимность, разлуку, ожидание, встречу. То есть разговоры подруг — про всё-всё по секрету.
Ой, подруга дорогая,
Ты скажи, с чего начать:
Про любовь иль про измену —
Как бы нам не подкачать!
«Семёновна» нам, девчонкам-подросткам, представлялась мудрой женщиной, которая все знала про любовь и измену. Большинство припевок ведь начинались так: «ой, Семёновна, дорогой совет!» Просили ее о посредничестве: «увидишь милого — передай привет!»
В «Цыганочке» старались показать «какая я и нет ли во мне чего цыганского» — умения плясать бойко и дерзить изменщикам и разлучницам. Напарница или подбадривала, или разочаровывала подругу.
Обязательным элементом плясок были дроби. Этому мамы или старшие сестры учили девочек еще дома. И вступать в перепляс можно было не просто при достижении энного возраста, но и сдав экзамен на дробушки. Показывали мы свои дроби сначала «устно», то есть без музыки, а потом нам заказывали гармониста. А он — вредина! — то темп ускорял, то на другую мелодию переходил.
Дроби и бить любили, и зрителям они по душе были. Эту красивую и на слух, и на глаз фигуру мы научились вставлять в краковяк. Это, вообще-то, парный танец. Но есть там момент, когда пара, взявшись за обе руки, делает несколько шагов вперед, а потом отступает назад. Так вот эту фигуру можно было заменить дробями на месте. Гармонь в этот момент как раз очень задорный проигрыш делала.
Сейчас на сцене пляшут, может, и красивее, но их же специалисты учат, репетируют они часами. А мы учились, на старших глядя. С плясками-танцами, с рукоделием, с какой-то хитрой колхозной работой (снопы, например, вязать) понятно — всегда есть от кого научиться.
Но я до сих пор не могу понять, как, где, от кого в старые времена могли научиться люди в глухой деревне играть на балалайках, гармонях. Был парень, который на баяне играл — родственники из города привезли, выбросить хотели.
Но королем был смуглый Сашка с белым аккордеоном и в белом костюме. Женился он на нашей — тоже смуглой — соседке Рите. Любопытно было людям, откуда в них эта смуглость. Родители — коренные жители села. Разве что цыгане наведывались в село… Девки от Сашки млели, но Рита сцен ему не устраивала — лестно было.
И еще один момент, связанный с плясками, вспоминается. Парни — не знаю, а вот девки, когда домой шли, бултыхались в кадке: ноги мыли. Попляши-ка, погуляй-ка по пыльной дороге! Кадки — у каждого дома в противопожарных целях, за день вода в них нагревается. А утром — беленькие носочки стирать и брезентовые туфли опять зубным порошком красить…