Даша влетела в комнату пулей.
— Па-а-ап! — затормошила она прикорнувшего на диване отца, — там во дворе котик, такой лапочка…
— Ну, пойдём, — продолжала она дёргать отца за плечи, — пойдём, тебе понравится. Ну, па-а-а-ап…
Александр Григорьевич с трудом оторвался от только что пригрезившегося сна, недоуменно воззрился на дочку и продолжал смотреть на неё, не мигая, в течение нескольких секунд.
— Даш, — произнёс он, зевая, — может, не надо нам никаких котиков, собачек, черепашек? С ними знаешь, забот сколько?
И, разровняв поверхность подушки своей жёсткой ладонью электрогазосварщика, повернулся на левый бок и закрыл глаза.
Однако снова уснуть ему не удалось. Даша не стала больше ни тормошить его, ни хватать за плечи. Она просто села у окна на свой маленький деревянный стульчик и тихонько заплакала.
— Дашулька, — позвал с дивана окончательно проснувшийся Александр Григорьевич, — ну, что ты снова нюни распустила, дочь? Ну, хватит уже плакать. Правда, а?
Но девочка не отозвалась. Она продолжала горестно всхлипывать, вытирая ладошками глаза, из которых всё катились и катились слезинки, и под конец Александр Григорьевич не выдержал и встал с дивана:
— Ну, пойдём, где там твой котёнок, горе ты луковое…
Нельзя было сказать, что он не любил животных, скорее — он был к ним равнодушен.
Во времена его детства в их огромной по тогдашним меркам коммунальной квартире из всей живности водились только тараканы, которых периодически приходила травить какая-то инспекция, состоящая из крикливой тётки в синем халате и худосочного мужичка с пропитой физиономией.
Картина уничтожения шестиногих «рассадников заразы», как недовольно называла их одетая в синий халат тётенька, каждый раз проходила, словно хорошо отрепетированная пьеса под названием «Тараканам и прочей нечисти — бой!» При этом невзрачный мужичонка насыпал в железное ведро какой-то синий порошок, разводил его водой, размешивая при этом деревянной палочкой. После чего на свет божий извлекался длинный металлический, похожий на шприц, опрыскиватель. Тётенька наполняла его получившейся голубоватой жидкостью и начинала борьбу с тараканами. Опрыскав в ванной комнате стены, на которых потом ещё долго виднелись синеватые капельки, комиссия, которая состояла из двух человек, перемещалась на кухню.
— Пищевые продукты убрать! — зычным голосом требовала тётка, снова наполняя длинный, похожий на шприц опрыскиватель, и выпускала жидкость куда-то под плиту, потом между плинтусов, затем под раковину.
После ухода малочисленной инспекции тараканы тоже убавляли свою численность. Некоторые из них не выдерживали химического воздействия, и уже к вечеру их находили в нетипичной для живых существ позе с поднятыми кверху лапками. Другие появлялись на кухне с таким видом, как будто их напоили сорокоградусным напитком: их бег превращался в неспешное передвижение по поверхностям, по которым они уже давно привыкли передвигаться на довольно высокой скорости.
Мама Саши скручивала газету и изо всей силы лупила ею по одурманенным «рассадникам заразы». Остальные соседи пускали в ход мухобойки, снятые с ног тапочки или просто стряхивали ополоумевших тараканов на пол, где горемычным приходил конец.
Правда, спустя несколько дней, скорость усатых особей чудесным образом возвращалась к ним обратно, и тогда уже поймать норовившего спрятаться в первую попавшуюся дырку таракана было не так просто.
— Ходит эта двоица, ходит, — каждый раз недовольно ворчала Сашина мама, — а толку нет никакого.
На просьбы сына завести собаку или хотя бы кошку строгая родительница каждый раз говорила одно и то же: «Ну, конечно! Вот нажрётся твоя собака ядовитых тараканов — и поминай как звали!»
Искренне веривший в то, что собака действительно могла съесть шестиногих чудовищ, как из раза в раз их называла мама, Саша перестал просить у неё завести домашнего питомца.
Поэтому, когда Дашка начинала просить купить ей
До этого дня ему удавалось хитрить и выкручиваться. Но переносить слёзы маленькой дочери для Александра Григорьевича было выше сил и возможностей.
— Ну, где твой котёнок? — спросил он малышку, после того как они оказались во дворе.
Дашка выглядела растерянной и очень печальной.
— Он тут был, — указала она пальчиком под лавочку, — сидел и словно ждал меня.
— Вот он! — вдруг закричала она и понеслась к песочнице, где ничего не подозревающий котёнок лежал и грелся на солнышке.
Схватив на руки тощее и, как видно, давно ничего не евшее рыжее существо, она торжественно принесла его отцу.
— Грязный он какой-то, — начал было Александр Григорьевич и… осёкся на полуслове. Поблескивающие от радости Дашкины глаза дали ему понять, что на попятную идти уже не получится.
— Ладно, — махнул он рукой, — тащи своего Рыжика домой, а там посмотрим, что с ним делать.
Так, с лёгкой руки Дашки, рыжий котёнок обрел свой дом. Правда, его поведение немного озадачило как саму маленькую Дашу, так и её родителей — уж слишком важно он повёл себя в новом жилище с первых дней. Он не носился, как угорелый, по трехкомнатной квартире, а вышагивал, чинно и степенно неся свой пушистый хвост, словно это была какая-то драгоценность.
Видимо, он много натерпелся в своей жизни, поэтому первые дни ел без разбора всё, что ему давали. Потом ложился на диван и, тихонько мурлыкая от удовольствия, которое только что получил во время обеда, засыпал, спрятав нос в шерсти собственного хвоста. Но самое интересное — даже во сне он казался преисполненным собственного достоинства, будто говорил: «Не подходите ко мне. Не видите — я отдыхаю».
Так рыжий аристократ был назван Бароном.