Видимо, скучно стало — решил навестить. Живёт он недалеко. В конце квартала иногда заглядывает проведать нас с супругой.
— Привет, не ждали? — пахнул табаком Михалыч с порога. — Телевизор осточертел, думаю: дай-ка я друзей-товарищей проведаю… Тут у меня и бутылочка фирменной имеется!
Хреновуха у него и правда отменная: самогон двойной перегонки, очищенный свойским молоком, настоянный на стружках хрена и черноплодной рябине. Знатный напиток, доложу я вам!
Моя супруга Лариса не любит посиделок, но относится к ним философски. Однако наблюдает, чтобы Михалыч не увлекался, и периодически выгоняет его на лестничную клетку курить — она не выносит запаха табака. За меня она спокойна: выпивши, я веду себя прилично и только оказываю знаки повышенного внимания супруге, которые она иронично принимает.
Нажарили картошки, открыли банку с огурцами, порезали сало.
— Хорошо, — крякнул Михалыч, «опрокидывая» рюмку, — почти как на даче в беседке! И моей благоверной нет. Красота, никто не верещит… Вот уж характер невыносимый!
— Что ты на жену наговариваешь? — заступилась Лариса. — Тебя не останавливай, так напьёшься: крики, да мат-перемат. Орёшь на всю Ивановскую! Уймись, Михалыч, а то я эти ваши посиделки вмиг закрою. И характер у твоей Валентины — золото. Терпит тебя, окаянного, варит-парит, да ещё в огороде пашет, как трактор. Характер… Вот у моего характер! Противный, языком чешет целый день.
— Правда твоя, Лор, характер у меня точно противный, — отозвался я, закусывая огурцом, — все подмечают. Но не всё так просто! Вот можно ли не удивляться, глядя на жизнь вокруг нас! Как все в природе целесообразно и умно придумано, а вот люди ведут себя чёрт знает как. Выдумают такое — прямо оторопь берет. Спрашиваю их: «Зачем это вы так?» А они в ответ: «Какой характер у тебя противный, всё не так!»
…Вот послушай, был я ранней весной в санатории «Радон» в Лисках с ортопедическим профилем — соцстрах постарался. Три года ждал.
На стенах пластмасса, на полу дорожки ковровые, бильярд в коридоре. Идешь, хромая с костылём, мимо, увертываешься: как бы тебя кием в глаз или в брюхо не ткнули!
Конечно, спросил у администратора, зачем на проходе бильярд поставили? Так мне сразу про характер нелестное сказали, хорошо не расслышал! Нет бы бильярд в холл перенести.
Номера двухместные с телевизором и холодильником! Прямо европеишь-культуришь! Только вот зачем они телевизор под потолок повесили на кронштейне, ума не приложу. Я пока футбол смотрел, у меня шею свело. Фастум-гелью растирал! Не помогло. Спрашиваю коридорную: «Зачем телевизор под потолок?» А она знаешь, что мне отвечает? Говорит, «сама не знаю, но пыль протирать трудно».
Лег я на кровать и задумался, почему все надо делать шиворот-навыворот? Что мы за страна такая? Каждый в отдельности — вроде умный, соображалка работает! А как дело доходит до того, как жизнь свою обустроить — так ничего умного придумать не можем и все себе во вред делаем. Телевизор под потолок — терпим…
А тут сосед по комнате спрашивает, который час? А чтобы на часы посмотреть, надо с кровати слезть и развернуться на 180 градусов! Или головой крутить, как башней в танке! Часы-то повесили на стене, где затылок. А ноги не ходят! Вроде мелочь, а на деле неудобно! Все калечные. Кровати низкие, встать с них трудно.
По первости я за столик ухватился, чтобы опереться, да чуть его не перевернул. Только графин опрокинулся. Слава Богу, не разбился. Дай, думаю, хоть часы повешу по-человечески. А за что их зацепить? Расшнуровал кроссовок, зацепил за кронштейн, на чем телевизор держался, да за шнурок и подвесил часы напротив наших с соседом глаз. Так веришь, когда уезжал, мой сосед все просил шнурок не забирать! Удобно, мол, на часы глядеть! Видал умника? Свой шнурок иметь надо, когда в санаторий едешь. Не Баден-Баден, чай!
Куда ни глянь, везде чёрт знает что. В санатории этом, Михалыч, столовая на втором этаже, а попасть в нее можно только с первого по лестнице. Лифт на втором не останавливается потому, что проход в столовую со второго этажа сделали через кухню, а это запрещено. Поэтому лифтом едешь до первого, а потом карабкаешься по двум лестничным маршам с костылем в одной и с палкой в другой руке. Три раза в день вверх-вниз, как на Голгофу. Думаешь: «Чего я не обезьяна? Был бы хвост. Хоть им бы цеплялся!»
А там не один я такой. Профиль-то ортопедический. Кто с клюшкой, кто скрюченный. Всяких хватает. Пошёл к заместителю главного врача — тетка такая, фасонистая. Так она кудрями своими лакированными затрясла, глазами накрашенными засверкала, как кошка выгнулась, декольте поправила, юбку одёрнула и пошла в наступление… Опять же по моему характеру прошлась, танком! Противным он ей показался: мол, никто права не качает, один вы такой. Надо скромнее быть! С таким характером только дома сидеть, а не по санаториям шастать!
Плюнул я на это дело и карабкался до конца срока. Никогда у нас порядка не будет. Кругом хамство и поборы! Вот уж вертикаль!
Представляешь, Михалыч, процедуры в санатории назначают не по показаниям, а по просьбам, подкрепленным купюрой в пятьсот или тысячу! А если не дашь, то тебе ингаляцию пропишут и чай с травами. Я не платил — нечем. В кармане-то вошь на аркане! Конечно, поскандалил, но все равно половину нужных мне процедур не получил и опять же про характер свой противный услышал. Что ты будешь делать? Дался им мой характер!
— Чистую правду говоришь, сосед, — отозвался Михалыч. — Давай еще по одной, а то я своё вспомнил о пребывании в больнице. Аж затрясло. Ты же помнишь, осенью я ключицу сломал. Хотел крышу навеса перекрыть, да свалился. Отвезли меня в Травму: десять дней пролежал. Чего только не повидал… Ужас!
Вот послушай, Анатолич (так он меня зовёт), удивительный мы народ, русские, — продолжил Михалыч, наливая «хреновуху». — Всё-то у нас есть, и нефть, и газ, и все другое, и мозгами не обижены, а за что ни возьмись — всё через задницу.
Вот о ней, любимой, и расскажу. Столкнулся я в больнице с одной деликатной проблемой. Туалет. У нас в России можно о нем песни слагать! Я недавно по телевизору видел передачу, где показывали, как в Америке устроили туалет с интернетом, а в Корее, наоборот, построили кафе, где вместо стульев и столов — унитазы разноцветные. Подают еду в унитазах и все такое!
— Это они оригинальничают, Михалыч. Бары-бояры! В заграницах мы с тобой не бывали, но почему-то думается, что в их туалетах со всеми
— Во-во, Анатолич, в той больнице, где я лежал, дверь в тесный туалет открывалась вовнутрь. А в двери вырез внизу сделан, чтобы она не упиралась в кромку унитаза! Чудеса… Когда ты из туалета хочешь выйти — хоть на унитаз запрыгивай или надо втиснуться между унитазом и стенкой, как балерина на одной ноге! А там все напрочь — кто в гипсе, кто в лангете!
Хорошо, народ наш изобретательный! Соображалка — будь здоров! Ходят по трое. Дверь держат открытой до конца процесса. Один болезного за подмышки поддерживает, другой ногу… На это шоу можно билеты продавать. А если в ютуб выложить, так миллионы лайкать будут!
Я сам-то справлялся кое-как, пока мне «самолёт» не поставили. С такой конструкцией по коридору-то пройти трудно, чтобы в кого не въехать, а тут туалет? Не за столом будь сказано. И ведь кто-то придумал такую хрень? Ему бы этот «самолёт», да в сортир! Повеселил бы народ. А я в глаза ему бы посмотрел и спросил: «Ты за что нас так не любишь?»
— Самое печальное, Михалыч, — деться от них некуда. Томографы приобрели, вентиляцию лёгких придумали, вакцину, наконец, изобрели, а сортир обустроить им слабо. И так со всем! И что главное: от них не скроешься. Везде достанут. Ну, как тут не вспомнить Евангелие: «Не делай другому то, чего себе не пожелаешь!» А начнёшь спрашивать, почему да отчего, сразу: «Характер у вас противный! Всё вам не так!»
…Ну, хватит Михалыч о грустном. Давай чего-нибудь повеселее. Хотя… Зацепил ты меня своими похождениями в больнице.