Кто-то из «утекших» наших родных институтских мозгов даже вошел в составы правительств некоторых стран.
— А ведь наш институт, ребята, шагнул в пенсионный возраст, — сказал кто-то из нас.
— Типун тебе на язык! — многоголосо и дружно закричали мы и тут же предложили выпить «за процветание».
Выпить-то мы выпили, но вот «процветания» не получилось. Институт стал, как говорится, разваливаться на глазах. И, заметьте себе, типун на языке ни у кого при этом не вскочил.
Первым нас покинул директор, которому предложили читать курс лекций по развитию экономики в одной очень развитой стране. Перед отъездом он собрал нас в просторном своем кабинете, где устроил легкий фуршет. Сказал много теплых слов в адрес каждого из нас, кратко обрисовал условия своей будущей работы и, представив своего преемника, распрощался.
Первые две недели мы проработали относительно спокойно. Где-то в середине третьей недели нас неожиданно покинуло практически все руководство, кроме нового директора. Тут же выяснилось, что все финансирование научных и практических разработок, вместе с опытными образцами и готовой документацией, включающей различные ноу-хау, исчезли вместе с ними.
Вскоре на дверях помещений бывших конструкторских бюро, лабораторий и макетных мастерских появились таблички различных ООО — арендаторов с загадочными надписями, выполненными почему-то латиницей: «СТЭЙК и СТЭК», «КОСМОДОМ», «ВПЕРЕД-АВАНТЕ», «АВАНГАРД РЕТРО»
С каждым днем сотрудников в институте становилось все меньше и меньше, но увеличивалось количество помещений с загадочными табличками на дверях. На некоторых из них появились новые номерные замки, а по коридорам засновали аккуратно одетые мальчики — все, как один, в темных костюмах, белых рубашках с темными галстуками. Озабоченные и серьезные, с мобильниками и ноутбуками, они с озадаченным видом быстрым шагом скользили по натертому паркету коридора и молниеносно исчезали за дверями с номерными замками.
Впервые за последние годы нам выдали вдруг премию, чему мы искренне не только порадовались, но и удивились: старые работы еще не были сданы, а новые договора еще не заключались.
Спустя некоторое время прошел слух, что наше здание приватизировал какой-то банк. Вопреки всему, слух этот подтвердился. Арендаторы вместе с полированными бронзовыми табличками разлетелись, вероятно, по другим организациям. Я же, как и остальные сотрудники, оказалась, как говорится, «на улице».
«Еще не вечер, — успокаивала я себя, отбрасывая очередную газету «Из рук в руки, — еще найду что-нибудь приличное: не всем же нужны двухметровые секретарши, кому-то и специалисты потребуются!»
Дома росла гора газет с объявлениями о работе, но специалисты моего профиля нигде не требовались. Время неумолимо шло, безжалостно сжирая остатки моих хилых сбережений.
И тут мне повезло! Открываю газету, а там объявление:
На мой звонок ответил приятный баритон и после нескольких вопросов о моей прошлой работе назначил мне время встречи.
Надо ли говорить, что на встречу я летела, как на крыльях! «Это ж надо, как повезло! — думала я. — Целых 15 тысяч!» В своем родном институте, имея за плечами степень кандидата технических наук, я получала в два раза меньше вместе с премией.
На остановке я втиснулась в маршрутку, которая пришла всего-то минут через 20, и быстро доехала почти до самого места моей будущей работы. «И добираться удобно», — отметила я радостно.
Над входом нужного мне подъезда висела элегантная табличка со странной и таинственной надписью: «ООО Альфа-Омега БХКП, Чистые технологии. Нано-проекты».
«Ну, что ж, — размышляла я, — значит, буду заниматься, вероятно, чем-то, связанным с управлением качеством химически чистой продукции и соответствием требований технологического процесса международным стандартам. К тому же это, по всей видимости, принципиально новые технологии. Неужели мне так повезло?!»
Только вот название должности мне было не совсем понятно.
«Менеджер — это, в сущности, управляющий производственным или каким-то иным процессом, — рассуждала я, — а поэтому должность можно было бы назвать, например, „менеджер по производству“ или „менеджер отдела чистых нано-технологий“, или что-то в этом духе».
На пороге меня встретил статный секьюрити и вежливо поинтересовался, к кому я иду и назначена ли мне встреча. После моего ответа он внимательно уставился на экран монитора. Несколько минут спустя, объяснив, как найти нужный мне офис, секьюрити пропустил меня через вертушку, предварительно внимательно изучив мой паспорт. Я поспешила навстречу своей новой работе и судьбе…
В офисе меня встретили хорошо. Предложили чашку ароматного кофе и попросили подробно рассказать о моей предыдущей работе в институте.
— Ну, что ж, — подвел итог наших переговоров старший менеджер, — Вы нам подходите. Вот бланк заявления о приеме на работу.
— Но Вы ничего не сказали мне о моей должности и характере самой работы, — удивилась я.
— Как это? — вскинул брови старший менеджер. — Мы берем Вас на должность «менеджера по чистоте». А что касается характера работы, то подробные инструкции получите у Вашего непосредственного начальника подразделения.
Он нажал кнопку внутренней связи.
— Надежда Васильевна, пожалуйста, зайдите ко мне.
Вскоре в кабинет вошла элегантно одетая дама средних лет.
— Вот Вам новый сотрудник, Надежда Васильевна. Она тоже кандидат наук. Технических. Пожалуйста, введите ее в курс дела и ознакомьте с объёмом работ, — старший менеджер слегка поклонился в мою сторону. — Надеюсь, Вам у нас понравится, — добавил он, улыбаясь.
Мы с Надеждой Васильевной вышли в коридор.
— Вот до чего дожили! — с горечью сказала мне Надежда Васильевна. — Кандидаты наук должны на них работать!
— Так ведь это хорошо, что они подбирают высококвалифицированные кадры, — пыталась возразить я.
— Что «хорошо»? Ты хотя бы знаешь, чем будешь здесь заниматься?
— Меня приняли на должность «менеджера по чистоте».
— Это у них так теперь называется — «менеджер по чистоте», а у нас всю жизнь это называлось уборщицей или техничкой. Теперь тебе ясно, «менеджер по чистоте»?
Я застыла с разинутым ртом. В висках противно застучало: «менеджер по чистоте, менеджер по чистоте, менеджер по …». Из глаз вдруг хлынули неуправляемые слезы.
— Ну, что ты стоишь? — обернулась ко мне Надежда Васильевна. — Ты думаешь, что я защищала свою кандидатскую исключительно для того, чтобы махать здесь импортной половой тряпкой по офисам? Просто не нужны мы теперь нигде и никому! Ты посмотри: ни в печати, ни по телевидению нас не упоминают. А молчание — это, как известно, не только золото или знак согласия. Когда упорно молчат о чем-то, это может означать, что мы имеем дело или с великой государственной тайной, или с явлением, которого не должно быть. К великому сожалению, инженеры и научные сотрудники в наше время не являются государственной тайной.
Я молчала, не в состоянии осмыслить свалившуюся на меня новость.
— Знаешь что, ты ведь не одна такая, — пыталась вернуть меня к действительности Надежда Васильевна. — Я в свое время целый месяц по ночам дома ревела. Да и сейчас мне все снится мой экспериментально-производственный корпус, где мы осваивали выпуск новой электронной техники. Но что поделаешь, не нужны мы теперь, а жить-то надо. И детям надо дать возможность получить образование. А у тебя есть дети?
— Дочь. В девятом классе учится, — выдавила я.
— А муж?
— Муж умер. Два года как умер, — прошептала я, размазывая платком косметику, которую тщательно нанесла утром на лицо.
— Ну и чего тогда ревешь? — вдруг рявкнула на меня Надежда Васильевна. — Ей дочь тянуть надо, а она тушь по щекам размазывает! Помнишь, как при социализме нам внушали: «Не труд красит человека, а человек его!»? Вот и крась его! Плюнь на все, сожми зубы и спрячь свои амбиции в кулак! Нам, хорошеньким, надо не только выжить в этом бардаке, но и сохранить свое достоинство, доказать, что никакая работа, пусть самая грязная, не замарает нас!
Она тяжело вздохнула и добавила уже спокойнее:
— Поэтому-то я и стараюсь одеваться как можно лучше, чтобы эти знали: они никогда не смогут унизить нас, слышишь, ни-ког-да!
— А как же «чистые и новые нано-технологии»? И зачем было так подробно расспрашивать о моей предыдущей работе?
— Ты про лапшу на ушах когда-нибудь слышала? А о работе они расспрашивали для того, чтобы тебя оформить как научного сотрудника.
— ???
— Да-да, — подтвердила она, — за свою трудовую книжку не беспокойся: в ней будет запись, что ты принята в фирму в качестве научного работника. Это они уже проверяющим организациям очки втирают, чтобы с налогами что-то там делать.
— А что же тогда обозначает название фирмы? — поинтересовалась я, вытирая слезы носовым платком.
— Ну, это-то как раз очень просто: «ООО» — общество ограниченной ответственности, «Альфа-Омега» — это ты сама знаешь, первая и последняя буквы греческого алфавита. А «БХКП» расшифровывается как «бытовая химия, косметика, парфюмерия». Может быть, что-то из них и сделано по чистой или нано-технологии, но лично я в этом очень сомневаюсь. В 90-е годы нам Запад сбрасывал только старые, экологически ненадежные технологии. Ну, да ты сама лучше меня это знаешь.
Потом Надежда Васильевна показала мне фронт работ, на который простиралась моя «научно-исследовательская» деятельность в этой фирме, выдала мне новую, довольно-таки элегантную спецодежду и показала мой индивидуальный шкафчик для хранения «научного орудия производства» — швабры и тряпок фирмы RAYPANT стоимостью в триста с лишним евро.
Дома весь вечер я ревела, но спала, как это ни странно, спокойно.
Утром я тщательнее обычного навела макияж, надела один из лучших своих костюмов и понеслась навстречу своему пятнадцатитысячному счастью. С ежемесячной премией в 30%, если «все будет хорошо».
А у меня просто обязано все быть хорошо!