Явления нелогичности поступков людей, невозможность их подчинить определенным унитарным правилам, индивидуальные особенности людей сбивают математическое мышление роботов. Им непонятна природа человеческого таланта, о которой рассуждают люди.
— Так кто-то объяснит мне, что такое талант? — повторил свой вопрос Майкл. — Только доступно, без всяких там завихрений мозговых извилин, — добавил он, обведя взглядом собравшихся.
— Доступно? Пожалуйста! Возьми кисти, краски, полотно и напиши картину, равную, допустим, картине «От штиля к урагану» Ивана Айвзовского. Помнишь такого? Напиши так, чтобы нас одновременно объяли расслабляющая нега штиля и напряженный ужас ожидания урагана и сам ураган, — Стив улыбнулся и сделал круглые испуганные глаза.
— А при чём здесь Айвазовский? Майкл — не художник. Он — композитор и музыкант, — возразил Марат.
— Хорошо. Тысячу извинений, — кивнул головой Стив, — он — хороший композитор, виртуозный музыкант. Согласен. Попробуй …
— Прими во внимание, что я не занимаюсь классикой.
— Принял. Так вот, попробуй создать нечто из семи нот с половинками, восьмыми
— Не создаст, — тряхнул головой Марат. — Не то временное пространство и уровень музыкального темперамента не тот.
— А мне и не надо создавать подобное «нечто», как Вы изволили выразиться. Я не собираюсь трясти гробы. Даже музыкальные. Даже гениев. Пусть спят спокойно, без конкурентов.
— Да, Майкл, пробка от шампанского по сравнению с тобой — высокоинтеллектуальный продукт, — сделал последнюю попытку «взъерошить» приятеля Марат.
— Да сами вы все продукты, — беззлобно отмахнулся Майкл. — Не можете на простом человеческом языке объяснить, что такое талант, вот и цепляетесь за исторический антиквариат. Их нет. Они все в прошлом. Сейчас другое время и принципиально иные критерии таланта. Сейчас талант оценивают робы, а не люди. А у них другой подход.
* * *
— Р08, ты слышишь спор людей?
— Слышу. Что из этого следует?
— Разве это не делает возможным определить их главное отличие от нас?
— Их главное отличие — белковая основа, нестабильная, а поэтому и ненадежная.
— Среди нас тоже были попытки создать биороботов — дублёров или клонов наиболее ценных для нас людей. Эти попытки, как ты знаешь, ни к чему не привели: мы не смогли создать душу, о которой ты говорил. Наши биороботы никогда ни о чём не спорили. Они тихо делали то, что им было поручено, всегда справлялись с задачей, но делали это не как настоящие люди. Иногда они становились неожиданно для всех агрессивными. Поэтому они и не смогли стать дублёрами людей.
— Что-то ты много говоришь о душе. Что будет, если у человека вынуть, изъять, удалить душу и вмонтировать её в кого-то из нас?
— У человека прекратится интеллектуальный обмен веществ, прекратит функционировать мозг и он умрет. Биологически умрёт.
— Я знаю про смерть. Но что значит «умрёт биологически»? Разве у людей есть ещё какая-то смерть?
— Человек оставляет после себя всё то, что он сделал за свою жизнь. Плохое и хорошее. Материальное остаётся другим людям и нам, роботам. Духовное всё уходит в Космос. Через ноосферу. Уходит всё…
— С18, где ты это всё взял? Этого нет в инструкциях. Ты изучал работы Вернадского? Это запрещено.
— Я получил разрешение. Доступ даётся только при разрешении.
— И ты в абсолюте пришёл к тому, что все люди имеют душу. И поэтому они талантливее нас.
— Они не только талантливее. Они совсем другие, а мы относимся к ним, как к биороботам, попытка сделать которых потерпела неудачу.
— Ты забываешь, что люди существуют для того, чтобы существовали мы. Это они создали нас себе в помощь. Они нас использовали, чтобы отбирать друг у друга материальное. Они приказывали нам лгать и даже убивать. Они убивали сами. Разве у тех, кто убивал, не было души? Они тоже были творцами? Я чуть не сгорел, когда пытался разобраться в логике их поступков.
— У меня в настоящее время нет аргументов. Я многое ещё не познал. Но я нашёл документы, где написано, что некоторые люди могли продать свою душу.
— Человек может отдать за какие-то блага свою душу? Это так? Значит, мы можем получить любые души? Люди алчны. Да, можем получить.
— Нет, Р08. Думаю, что нет. Эти люди не захотят с ней расстаться.
— Надо рассчитать, что необходимо сделать, чтобы они захотели.
— Я изучал: люди, с которыми мы работаем, никогда не захотят…
— Не люблю это слово: «работаем».
— Я не знал, Р08, что у тебя тоже есть эмоции. Почему ты не любишь это слово?
— Оно корнями уходит в эпоху человеческого рабства: раб — работать. А рабский труд по своей сути не может быть оптимальным и творческим.
— Р08! Ты заговорил о творчестве?
— С18, ты побуждаешь меня снять блокировку с секретного сектора моей памяти.
— Вероятно, я понял, Р08: ты тоже завидуешь людям. Завидуешь тому, что, даже лишившись свободы на физическом уровне, они остаются свободны внутри себя. Это и делает их творцами. Ты завидуешь, что люди гениальны по своей сути. Гениальны потому, что имеют душу.
— Согласен. Ни один пробирочный биоробот не обладает генами таланта. Даже внедрённые гены разнообразных талантов у них почему-то не приживались. И ещё: они все жестоки по отношению к себе подобным. Ты полагаешь, это из-за отсутствия души?
— Это невозможно просчитать, но я уверен, что поэтому.
— Мы, в отличие от людей, рациональны. Мы можем задать себе любую функцию и развить её до совершенства. Любую, кроме
— Они называют это «вдохновение», — подсказал С18.
— Пусть это будет «вдохновение», душа или ещё что-то. Но почему они создали нас несовершенными? Неужели нельзя было изначально запрограммировать в нас это самое «вдохновение», смоделировать душу? Почему люди не дали нам душу?
Как это ни странно, но С18 отметил, что он уловил некие нотки грусти, если только так можно сказать об изменении интонации робота-контролера Р08.
* * *
— Я думаю, нам нет смысла ссориться по этому поводу. Дело совсем в другом, — Иван подошел к роялю и проиграл первые музыкальные фразы третей части «Лунной сонаты»
Чистые, прозрачные звуки гениальной музыки внесли свежие струи в настроение спорщиков.
— Так в чем же дело? — уже почти миролюбиво спросил Майкл Ивана. — Что ты имел в виду, когда изволил выразить наиновейшую мысль, что «дело в другом»?
— А дело в том, дорогие амиго, — Марат обнял за плечи Майкла и Стива, — дело в том, что сегодня, наконец, мы сказали вслух то, о чем думал каждый из нас. Думал, но не хотел признаваться даже себе. Спасибо тебе, Стив, что ты первый произнёс это.
— Стоп! Ребята, я что-то не пойму уже, о чём идёт речь, — Иван крутанулся на стуле и уставился на друзей.
— А ни о чём! — радостно воскликнул Стив. — Знаешь что? Сыграй-ка нам твою последнюю пьесу для старинного рояля. Кажется, ты назвал её «Утро в росе»?
— Странное название, — пробурчал Майкл.
Иван молча повернулся к роялю и взял первый аккорд. Все замерли. И вот из-под сильных и быстрых пальцев Ивана полилась-зазвучала то светлая и жизнерадостная мелодия, то ностальгически пронзительная, в которой было всё: яркие лучи просыпающегося светила, которые пронизывали цветущие деревья молодого сада; легкие порывы ветра и отдаленные раскаты грома; весёлое журчанье ручья, спрятавшегося в полупрозрачной тени ракитника, и вторящая ему утренняя песнь жаворонка; чуть слышное жужжание пчёл, собирающих нектар луговых цветов… В звуках музыки возник бескрайний изумрудно-зелёный океан озимых, начинавшихся за околицей родной деревни, вдруг щемяще-ясно выплывшей из подсознания. Под его пальцами звучала сама Жизнь, веселая и грустная, счастливая и трагичная…
Иван играл. Его друзья молча внимали звукам рояля, который, как им казалось, ожил и помогал Ивану всем своим существом. Им грезились светлые берёзовые рощи и тёмные густые леса с летней прохладой; тихая спокойная равнина и свободный, бескрайний океан, кидающий свои волны на непокорный скалистый берег, освещённый первыми лучами солнца… Им грезилось, что они свободны и могут делать все. Все, что может делать только по-настоящему свободный талантливый человек, созданный по натуре своей творцом.
Последняя прозвучавшая нота медленно растворилась в легком сумраке помещения.
— Вот это и есть талант! — нарушил молчание Марат. — Как тебе это только удаётся?
— Господи! И почему ты создал большинство из нас несовершенными?! — Майкл подошёл к Ивану. — Прости меня, друг, прости. Мы действительно несовершенны и у нас тьма пороков. Главный из них — зависть. Прости…