В общем, так. На момент моего рождения родители работали в Заполярье. Отец туда попал практически сразу после дембеля, а мама, отработав на Дальнем Востоке положенный срок по распределению, после окончания института. Заработки тогда на Крайнем Севере были очень даже приличные. А вот бытовые условия… Не ахти.
Жили родители в бараке. Отопление, соответственно, — печное, вода — только холодная из крана на общей кухне, туалет — в торце коридора, на два отсека, с привычными всей стране буквами «М» и «Ж» на ведущих в них дверях. В общем, удобств — самый минимум.
Плюс, насколько я понимаю, тогда не было ни дородового, ни послеродового отпусков, ни отпуска по уходу за ребенком. Закрыли больничный — будь любезен на работу. Что, в общем-то, для того времени понятно и объяснимо. Всего полтора десятка лет минуло с той поры, когда по стране своей беспощадной свинцовой метлой прошла война. Рабочих рук катастрофически не хватало…
В общем, помыкались мои родители, помыкались, мама подкопила отгулов и на третьем месяце отвезла меня к дедушке с бабулей.
А надо сказать, что я был первым внуком и у маминых родителей, и у отцовых. Естественно, дед Коля, дед по линии батяни, хоть решение родителей вроде бы и объяснимо — мама ребенка отвезла его к своей маме, несмотря на это, немного ревновал меня к сватам. И, видимо, теребил отца: «Лёшка, да когда же привезешь внука?!» А тот всё ссылался то на то, что мал, мол, Костян ещё, то на то, что отпуска не дают… То ещё на что-то, на его взгляд, существенное, а по мнению деда, и яйца выеденного не стоящего. В общем, «кормил» батяня своего отца «обедами».
И тот не выдержал. Взял с собою для солидности бабулю — мол, это не он, она настояла, и поехали они к сватам. Естественно, дали телеграмму: «Встречайте, поезд номер, вагон…»
Деда и пошёл на станцию встречать сватов. А бабуля со мной осталась. Хлопотала по дому, да всё переживала: «Ну, як дитю объясныть, шо то — родычи? Вин же никого, окрим нас с дидом, у хати и не бачив. Вбачить чужих людей, злякается, заплаче. Сваты обидются. Як им потом у глаза дывыться? Скажуть, шо настроилы дид с бабою дытя протыв батьковых родычей. Зять обидытся. Шо люды скажуть?!»
Вот так думала, переживала, ждала сватов, а я в большой комнате на коврике занимался со своими игрушками.
И вот… Пришли все (и встречающие, и встречаемые) со станции. Пока бабуля обнимала сватью, целовались они, сватья снимала платок, обувку, дед Коля прямо так, не разуваясь-раздеваясь, из прихожей шагнул в большую комнату.
Шагнул и остановился. Я оторвался от своих игрушек (чья-то тень заслонила солнце, бившее в проход), обернулся, увидел его. Увидев, ухватился за ножку стола, что стоял посреди комнаты, держась за неё, приподнялся, встал. А мне тогда уже где-то к году было. Оторвался от надёжной опоры ножки стола и, раскинув руки: «Дида!» — неуверенно потопал к деду, чтобы через пару секунд обхватить его обеими руками уже за надёжную ногу.
Надо ли говорить, что после этого я у деда Коли навечно стал самым любимым внуком!
А бабуля (материна мама) всю оставшуюся жизнь удивлялась: «Ну як? Як дитына взнала, шо то — його дид?! Нихто ж йому ничого не казав. Не йначе, шось таке е у чоловика, шо вин чуе: оце ридна мени кровь!»