Последние годы она жила в нескольких километрах вниз по Волге от Макарьева — на Борке. На самом берегу Волги. Жила одна. Или почти одна, так как неподалеку жила семья ее брата Геннадия. Валентина любила свою малую родину искренне, и когда моя мама, Шевелева Наталья Михайловна, как-то после того, как Вале сделали подряд две операции на глазах, предложила ей какое-то время пожить у нас, она сразу же отмахнулась.
— Да я дня не проживу в вашем городе! — воскликнула она. — У вас тут одни выхлопные газы! Дышать нечем: сплошной бензопирен! Даже Волга с Окой не справляются в этими выхлопами.
— Но тебе нельзя после операций поднимать тяжести, — тщетно взывала мама, — а в частном доме от этого не убережешься.
— Зато у нас вода — чистый нарзан! А воздух! Дышишь и не надышишься! У нас же сосны! Волга! Нет, не нужен мне ваш город. Да и суетный он какой-то. А дома мне и брат поможет — одна не останусь. Да и кот мой в городе жить не станет.
— Ну, если и кот твой против города, — засмеялась мама, — то это веский аргумент!
После операции Валентина стала видеть хорошо, но у нее почему-то появились сильные головные боли.
— Нина, после моей смерти Вера (жена брата) научит тебя горох в меду готовить, — как-то сказала она, приехав в Нижний на медосмотр. — Только дай мне слово, что сохранишь этот рецепт и будешь сама его иногда готовить. Это старинный рецепт Макарьевского монастыря. И это наш, можно сказать, семейный рецепт.
— Ты что, умирать собралась? — удивилась я. — Вроде бы рановато. И почему рецепт потом?
— Чтобы ты его точно сохранила. А сейчас ты его засунешь куда-нибудь и наверняка потеряешь.
Честно говоря, я горох не любила, а гороховый суп ела, только если его мама готовила. И, конечно же, вскоре напрочь забыла о каком-то горохе в меду.
Прошли годы. Валентина умерла, и мы приехали на Борок принять участие в ее похоронах…
Наступил вечер. Мы с сестрами и с Верой сидели на крыльце дома, в котором жила Валентина.
— Вот и нет больше с нами Вали, — сказала Вера, поглаживая сиротливо прижавшегося к ней кота хозяйки дома.
Кот потерся головой о локоть Веры и, как нам показалось, просительно мяукнул.
— Да уж, возьмем тебя, не переживай, — Вера опять погладила кота, а тот, коротко мяукнув, высвободился из-под руки и пошел в сторону огорода.
Мы еще немного посидели на крыльце и пошли в дом, сопровождаемые тихим шумом сосен, что росли неподалеку от дома.
Утро было свежим, солнечным и слегка влажным. Сквозь высокую густоту сосен полосками шло нам навстречу проснувшееся раньше нас светило.
— Ваську не видели? — послышался голос Веры, появившейся с огурцами из огорода. — Как ушел с вечера, так и не появлялся. Переживает где-то.
Мы знали, что животные обладают многими чувствами, как и человек, только вот их язык мы пока не понимаем. Гаврош (метис дворняги и волка), например, после смерти своего хозяина, папиного брата, ушел на его могилу, которую самостоятельно разыскал, и, несмотря на все уговоры, остался там. И умер, положив свою красивую умную голову на один из венков.
Мы сказали об этом Вере.
— Вряд ли, — засомневалась она, — Васька же не знает, куда ее отвезли. Да, к тому же, он в доме был закрыт. И с нами весь вечер сидел на крыльце.
На следующее утро Васька не объявился, и мы решили все же сходить на кладбище.
Еще на подходе к могиле мы увидели кота, клубочком свернувшегося возле Валентининой фотографии. Ночью шел дождь, и Васька был весь мокрый и дрожал — то ли от холода, то ли от страха.
Вера взяла его на руки.
— Смотрите, он плачет! — растеряно сказала она, поворачиваясь с котом к нам. Она прижала его к себе. — Не плачь! Тебе будет хорошо у нас, а хозяйку твою мы вместе навещать теперь будем.
После обеда нам надо было возвращаться в Нижний. Когда мы уже садились в видавший виды УАЗик одного из жителей Борка, вызвавшегося довезти нас до Макарьева (а то теперь отсюда ни на чем не уедешь), Вера вспомнила про старый рецепт.
— Вот, смотри, если разберешь ее почерк, — говорила она, передавая мне половинку тетрадного листа. — И обязательно приготовь! Знаешь, как вкусно! Просто неожиданно вкусно! Да не потеряй его: нам монашки, когда монастырь закрывали, его вместе с иконой дали. Правда, икону потом забрали, а вот рецепт с того времени остался.
О рецепте я вспомнила позднее, когда на сороковом дне Вера после обеда поставила на стол большую чугунную сковороду, от которой шла аппетитная струйка пара.
— Это наш Макарьевский горох в меду, — гордо сказала Вера.
Все оживились и потянулись с тарелками к сковороде. На вид горох был странноватого, слегка коричневого цвета (пригорел — промелькнула у меня крамольная мысль).
— Да подождите вы! — Вера обильно посыпала горох мелко порезанной зеленью — смесью зеленого лука, укропа и петрушки. — Вот теперь давайте, накладывайте в тарелки.
С одной стороны, я не любила горох, но с другой… С середины стола шел манящий аромат, который активно требовал, чтобы я протянула свою тарелку, что я и сделала.
Я полагала, что у гороха будет приторный медовый вкус, который, в отличие от самого меда, я терпеть не могу. Вопреки моей предвзятости, блюдо оказалось действительно неожиданно вкусным, и по приезде домой я решила его приготовить.
Макарьевский рецепт гласил:
С вечера замочить круглый горох холодной кипяченой водой, предварительно перебрав и тщательно промыв его, оставить набухать на ночь. В литровую банку надо насыпать гороха не более одной трети.
Реклама
Утром, согласно описанию рецепта, я еще раз промыла горох, переложила его в чугунную сковороду, добавила полстакана воды и, накрыв крышкой, поставила томиться на малый огонь.
Пока горох томился-варился, я порезала в четверть кольца четыре больших луковицы и, смешав эту нарезку с неполной чайной ложкой сахарного песку, таким же количеством соли и примерно 100 мл неочищенного подсолнечного масла, переложила лук в отдельную сковороду и поставила на огонь.
В тонкий стакан положила чуть больше одной трети свежего меда и, тщательно размешав, долила его водой. В это время мой горох почти забрал всю воду и требовал новой ее порции, которую и получил в виде одной трети стакана медовой воды.
Лук пассеровался, а горох, куда я периодически добавляла разведенный в воде мед, одновременно томился на малом огне, приобретая светло-коричневатый цвет. Горох не должен развариваться.
Где-то минут через 40−50 (зависит от качества гороха), когда закончилась медовая вода, а горох стал коричневатым (но не разварился!) и мягким, в него нужно переложить лук. Все!
Потом я добавила свои любимые специи, мелко нарубленную зелень (зимой я такую нарезку храню в морозилке в пластиковых коробочках) и подала на стол.
— Ты же знаешь, я не люблю горох ни в каком виде, — поморщился муж, но увидев, с каким удовольствием его ест сестра, рискнул попробовать и протянул мне тарелку.
— А что, вполне съедобно, — констатировал мой привереда и через некоторое время потребовал добавки.
Глядя на мужа, сын тоже взялся за ложку…
Так это блюдо Макарьевского монастыря вошло в наш дом и со временем стало «фамильным». Особенно хорошо и полезно есть горох в меду во время постов, когда организму не хватает белковой пищи.