— Ах, восстановление памятника героям войны не такое уж важное дело? Что, о живых надо сначала думать?
— Вот и думай! — продолжал бушевать мэр. — Да-да! И о живых думай, и о тех, кого в живых уже нет! Да хорошенько думай! А то как бы тебе вместо тепленького места в администрации не пришлось бы пойти бетон месить на ближайшую стройку! — прорычал он и со злости хлопнул трубкой по телефонному аппарату.
— Вот ведь пройдоха! — воскликнул он в сердцах. — Сердце у него кровью обливается, когда он на бабушек-пенсионерок смотрит, что те с палочкой едва-едва до магазина доходят!
Антон, который даже не предполагал, что дело примет настолько серьёзный оборот, сидел на стуле возле стола Степанцова и молчал. История, которая закрутилась по инициативе молодого человека, была близка к фантастике. Вернее, не к самой фантастике как литературному жанру, а к событиям, к которым неожиданно привел рассказ Антона и фотографии, что он под честное слово выпросил у Василия Кирилловича на время.
Степанцов, который сначала выслушал Антона очень внимательно, сказал, рассматривая старые фотокарточки, что Антону надо обращаться не к нему, а к губернатору, потому что посёлок — это не его, главы города, подчинение. Антон уже поднялся со стула и, извинившись за то, что пришёл не по адресу, хотел покинуть кабинет Степанцова, как вдруг…
— Подожди-ка, подожди-ка, — неожиданно произнёс мэр и стал внимательно вглядываться в один из снимков. Потом он даже лупу из ящика стола достал и дальше рассматривал чёрно-белое изображение через увеличительное стекло.
— Это что же? — вытер он платком неизвестно откуда появившийся на лбу пот. — Младший сержант Степанцов тоже среди фамилий, указанных на этом обелиске числится, так? — и он внимательно посмотрел на Антона.
— Наверное, — неуверенно произнёс тот. — Там ведь фамилии поистёрлись от времени, хотя раньше золочёной краской написаны были. Времени-то прошло сколько!
Список, который когда-то принёс Влад, Антон в спешке оставил дома, понадеявшись, что фотографий, которые попали ему в руки, будет достаточно. Была ли на листке бумаги фамилия Степанцов, Антон не помнил и теперь тщетно ругал себя мысленно за то, что не захватил такую важную бумагу с собой.
А мэр молчал. В его памяти всплыли детские воспоминания, когда он мальчишкой мечтал попасть на парад в Москве, зная, что его дед по отцу сложил голову в битве на Курской дуге. В доме было много фотографий, и маленький Алёша Степанцов любил рассматривать их.
Среди снимков довоенной поры ему два или три раза попался улыбчивый парень с гармошкой в руках. Это, как позднее объяснил ему отец, был Алёшин дедушка, который ушёл на войну почти сразу, как она началась. Ушёл, оставив в деревне старушку-мать и беременную жену. Ушёл, чтобы больше никогда не вернуться.
О том, что у него родился сын, тогда ещё рядовой Степанцов узнал из письма. Надо ли говорить, как стал он после этого сообщения рваться домой и сколько ненависти прибавилось у него к тем, кто посмел грязными своими сапожищами вторгнуться на территорию русской земли!
Но не суждено было солдату вновь увидеть своих родных и подержать на руках сына. В 1943 году он погиб в жестокой схватке с врагом, отстаивая рубежи далеко от своего родного дома. А его внук Алёша, которого в школе просили рассказать об участниках войны, если таковые имелись в семье, через несколько десятков лет с гордостью показывал фотографию молодого, ещё не женатого дедушки — ту самую, где он был изображён с гармошкой в руках, и рассказывал о нём всё то, что знал со слов своего отца.
Поэтому, когда мэр увидел на гранитном обелиске свою фамилию, в его груди невольно всколыхнулись картины из детства. Похоронка на деда пришла из Курска. Там, в братской могиле, младший сержант Степанцов и обрел свой последний приют. Но то, что его фамилия значится на старом мемориальном обелиске, в том селе, откуда он был родом и откуда ушёл защищать родину, этого мэр не знал.
А когда Антон рассказал ему про то, как стал копить деньги на новый мемориал, как они с Владом ходили по всей деревне, опрашивая население, как он просил деньги на восстановление памятника героям в местной администрации, лицо Алексея Александровича Степанцова вдруг залила краска, а к горлу неожиданно подступил ком. Этот ком сперва мешал мэру дышать, и он был вынужден расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Заглянув в глаза Антона ещё раз, он снял трубку телефона и…
Впрочем, что случилось потом, вторично описывать не было смысла. А когда Антон вышел из его кабинета, Алексей Александрович заперся изнутри и сидел за столом какое-то время, скрестив на затылке руки, низко опустив голову.
* * *
Военный оркестр играл один марш за другим. Трубы музыкантов блестели на ярком солнце так, что на них было больно смотреть. Блестели и ярко начищенные пряжки ремней на военных формах, и глаза детей, которые держали своих родителей за руки.
И вот брезент, которым был завешен восстановленный мемориал, упал на землю. Под всеобщие возгласы одобрения и аплодисменты оркестр заиграл очередной марш, а школьники стали подходить и класть к подножию живые красные гвоздики.
Вперед вышел новый глава местной администрации. Оркестр стих, замолчали и пришедшие на открытие нового памятника люди.
После слов поздравления с Днём Победы, которые были прерваны аплодисментами, глава посёлка стал сердечно благодарить жителей и в особенности Антона, который так много сделал для того, чтобы памятник вновь обрел тот вид, который он имел тогда, когда был открыт в первый раз.
— Может быть, Вы тоже выступите, — обратился недавно назначенный чиновник к Антону, — заодно и скажете, как Вам пришла в голову идея восстановить памятник?
Но выступать Антон отказался.
— Да что говорить? — прямо из толпы ответил он. — Это односельчанам, которые мою идею поддержали, надо спасибо сказать. Да ещё мэру Степанцову за помощь.
— Он ещё скромничает! Братцы, качай его! — закричал кто-то из мужчин. И пока оторопевший Антон соображал что к чему, два десятка сильных рук подхватили его и несколько раз подбросили в воздух.
Когда смущённый и покрасневший Антон почувствовал под ногами твёрдую почву, к нему подбежали школьники и вручили ему пять алых гвоздик.
— Да ладно, — пробормотал Антон, — зачем же это? За что мне?
— Как за что? — сквозь толпу к нему пробился Василий Кириллович. — Ведь ты настоящий герой. Такое дело с мертвой точки сумел сдвинуть. Погляди-ка! — и он указал на новый мемориальный памятник, где на ярком солнце светились фамилии павших за родину односельчан.
— Я герой? — растерялся Антон. — Ну, Вы и скажете тоже…
— Да перестань ты отнекиваться, — Василий Кириллович прижал Антона к своему пиджаку, на котором красовались военные ордена. Приподняться на цыпочки и расцеловать парня ему не давали волнение и боль в ногах, которая по весне обычно давала о себе знать.
— Вот он, герой наш, — в дрожащем голосе Василия Кирилловича звучали нотки гордости.
Пришедшие на митинг по случаю открытия мемориала люди снова окружили Антона. Они поздравляли его, хлопали по плечам, выражая свою радость и неподдельный восторг.
— Тоха! — перед Антоном вырос Влад. — Сегодня в городе салют будет, поедем смотреть? — и он хитро подмигнул другу.
Антон смутился окончательно. Деньги, которые он собирал на постройку мемориала, у него в администрации приняли частично.
— Остальное добавим сами, — сказал новый поселковый глава, пожимая руку Антону. На вид новый глава был не намного старше своего собеседника. Но чувствовалось, что он был куда серьёзнее своего предшественника, которого мэр города в присутствии Антона пообещал отправить месить бетон на стройку. Выполнил ли Степанцов своё обещание или нет — Антон не знал. Но, если честно, ему было совершенно безразлично, в каком направлении исчез прежний поселковый глава.
На оставшиеся деньги Антон купил машину, на которой возил теперь в основном бабушку, сохраняя верность старому своему старенькому мопеду, ездить на котором он не прекратил и после покупки УАЗ «Патриот». Автомобиль был уже не новым, но на очень хорошем ходу, а главное — он беспрепятственно преодолевал любую грязь и труднопроходимые места, которых в посёлке весной и осенью было предостаточно.
Да и название «Патриот», по меркам Антона, куда лучше подходило его четырёхколёсному помощнику. Оно, как казалось парню, «звучало»! Не то что какая-то там полубезликая «Ода». Кто вообще мог придумать такое название для машины?
— Ну, — Влад не переставал дёргать Антона за рукав, — на салют поедем?
— Поедем, — пообещал взволнованный Антон. Он ещё раз обернулся на серый гранитный мемориал, около которого продолжали стоять люди.
Кто-то поглаживал нагревшийся на солнце гранит, кто-то стоял и вытирал глаза, кто-то поправлял цветы у подножия. Светило солнце, вокруг мемориала бегали ребятишки, которые ещё не понимали всей серьёзности происходящего.
Герой… Когда-то в детстве ему действительно хотелось быть героем, и он изобретал в своей голове разные ситуации для разных геройских поступков. А теперь, когда его называли этим вроде бы долгожданным для него словом, Антон не чувствовал в себе ничего героического.
Он продолжал смотреть на столпившихся около мемориала людей и улыбаться всё той же смущенной улыбкой. На тот момент он просто чувствовал себя человеком, который до конца, честно выполнил начатое дело. А герои — вон они. Их фамилии высечены на камне, покрыты, как и прежде, золотистой краской и ярко светятся теперь на солнце.
— Чем теперь займёмся? — шутливо спросил его Влад, который, как оказалось, всё это время был где-то рядом.
— Ничем, — пожал плечами Антон. — Спасибо тебе, Влад, — и он стиснул ладонь друга крепким мужским рукопожатием. — Ты ведь тоже причастен к открытию, как ни говори.
— Вот и не говори, — засмеялся Влад.
И Антон вместе с ним засмеялся тоже.