Родители только дружно вздохнули, причем непонятно было, чего больше в их вздохе — облегчения или удивления. Однозначно обрадовались этому только брат и сестра: Мартынка получит какую-нибудь профессию и не будет висеть на них тяжким грузом, и совесть их не замучает!
Возвращался Марат осенним вечером после последней лекции, и дорога его лежала через небольшой парк с озером. Сотни раз он проходил мимо этого озера и никогда особо не глядел на него. Водоем как водоем — летом уточки плавают, зимой — наледь, осенью — свинцовая рябь, весной — зеленоватые волны.
Что еще? Камыши вокруг, парочки, жаждущие уединения, культурно отдыхающие на троих граждане, мамаши с колясками, бабульки с авоськами. Иногда, впрочем, в озере ловили пескарей и плотвичку. Но Марата мало интересовало окружающее. Он шел медленно, и мысли его были медленными, ленивыми и сонными.
Но в этот вечер одинокая мужская фигура у самой кромки воды привлекла его внимание. Марат, вобрав голову в плечи, прошагал мимо, потом еще больше замедлил шаг, вернулся. Ветер сильно раскачивал фонарь у гаражей, и оттого казалось, что озеро освещает прожектор. Фигура стояла недвижимо и в свинцовом блеске воды выглядела жутковато.
— Не надо, — вдруг вырвалось у Марата. Он не знал, почему произнес эти слова, но был уверен: сейчас они необходимы. — Не надо, — повторил он.
Фигура обернулась. В сморщенном худом человеке Марат узнал своего учителя, того самого, что когда-то окрестил его Мартыном.
Учитель глядел на него неосмысленно. Он не узнал своего ученика.
— Не надо, Григорий Викторович, — уже громче и увереннее произнес Марат и шагнул вперед. Плечи его расправились. — Дайте руку!
Учитель, наконец, разлепил серые губы:
— Мартын. Марат?!
— Дайте руку! — властно повторил он.
Старческая рука была ледяной. Видно, старик давно стоял здесь. Из одежды на нем были только потертые джинсы, байковая клетчатая рубашка и разношенные кроссовки.
— Пойдемте, Григорий Викторович. Обойдется все. Вы замерзли, пойдемте, мама вас накормит, чаем напоит. Идемте.
Старик вдруг жалобно скривил губы и уткнулся в ворот Маратовой куртки.
— Ах, Мартын, ты мой Мартынушко, — всхлипнул он и задрожал.
И больше ничего не говорил, кроме судорожного: «Мартынушко!»
Марат накинул на него свою куртку, подхватил на руки сухонькое тело и почти побежал к дому.
Домашние ошеломленно следили за тем, как вечно забитый Марат отдавал распоряжения:
— Григорий Викторович поживет пока у нас, хорошо? Я ему на своей кровати постелю, а сам буду на раскладушке. Мама, ему бы ванну горячую и чай с малиной, чтобы не простудился!
Когда распаренный, накормленный, в чистых Маратовых штанах и рубашке старик сидел на кухне и пил чай с малиной, к нему попытались было подступиться с расспросами. Но он только глубоко вздыхал и вздрагивал всем телом. Видно было, что за последние дни он впервые поел горячую пищу, да и вообще наелся досыта.
Истина выяснилась через несколько дней и оказалась простой и страшной. Одинокого вдовца старика обманули соседи, пообещав приглядывать за ним, если он отпишет им квартиру. Квартира была отписана, но приглядывать, как оказалось, никто и не собирался, и он вскоре оказался на улице.
И дальше — сплошное «нет». Дома — нет, близких — нет, жена — умерла, работы — нет, сбережений — нет: какие могут быть сбережения у школьного учителя географии с мизерной пенсией.
Но главное-то, как оказалось, не в этом! Марата будто подменили! Это был уже не Мартынка — медлительный сутулый тугодум, вечно мямлящий, сопящий, витающий в эмпиреях. В нем словно воскрес дед — Марат 1-й, с его энергией и работоспособностью. Воскресал он осторожно; Марат 2-й словно и сам изумлялся этой метаморфозе, но подчинялся ей.
Он так трогательно опекал старика, что родители только руками разводили и благодарили Бога за чудесную перемену в сыне. А отец даже несколько раз поставил его в пример другим детям.
— И вообще, — добавил он глубокомысленно, — с таким братом вы никогда не пропадете!
Но Марат на простой заботе не остановился. Он решил вернуть учителю квартиру и доказать, что сделка с соседями была незаконной. От походов в прокуратуру его отговаривали всем миром, начиная от самого Григория Викторовича и слез матери и заканчивая соседями по дому. Говорили, что ничего из этой затеи не выйдет, и все судьи давным-давно куплены.
Напрасно. Сильного человека можно заставить изменить свое мнение, но если упрется слабый… А Марат был силен в своей слабости!
И случилось невероятное! Но отчего же судьбе иногда не быть щедрой на подарки?! Суд через четыре месяца разбирательств признал незаконность сделки и восстановил старика в его правах. Правда, бывшие «добрые соседи» проклинали учителя и его благодетеля на чем свет стоит, но это были уже такие мелочи…
Летний день, когда в доме Григория Викторовича за обеденным столом собралась семья Марата и несколько соседей, был тихим и нежным. А вот счастливым ли?.. Послушаем-ка самого хозяина дома:
— Дорогие мои! Я был абсолютно счастлив в своей жизни несколько раз. Первый раз, когда мама купила мне сахарное мороженое. Это было очень давно, мне было три года, я шагал и думал, что это самая вкусная вещь на свете. Второй раз — когда женился. Третий раз — это сейчас. Но оказывается, я стал счастливым по-настоящему, когда встретил Марата. Если бы не его медлительность тогда, то неизвестно, что было бы со мной. Если самый большой подвиг в том, чтобы спасти чью-то жизнь, то Марат совершил его. И я горжусь своим учеником.
* * *
…Давно это было. Но и сейчас, когда мне говорят о людях, способных на подвиг, я вспоминаю небольшого сутулого человечка, медлительного и робкого до отвращения. И того, кем он стал потом — уверенного, сильного, целеустремленного. Блестяще окончившего истфак и защитившего диссертацию. Прекрасного педагога, спортсмена и отца семейства.
И не устаю удивляться причудам судьбы, бывающей то жестокой, то нежной, то злобной, то милостивой. Ну, так Судьба — как женщина, переменчива…