Перейти к предыдущей части статьи
Кулаки же обладателей этих «ножниц и бритв» можно было сравнить по размеру с небольшими, но крепкими кочанами капусты, потому Славик предпочитал в словесные перепалки не вступать, хотя ему иногда очень хотелось надавать хороших тумаков насмехающимся над ним товарищам из своего или параллельного классов.
Дело в том, что фамилия у Славика была Бжвердинский. Досталась она ему от прадеда — поляка Мичеслава Бжвердинского, который молодым учёным приехал в начале 40-х годов в Советский Союз, спасаясь от немцев, объявивших всему миру неслыханную доселе вещь: дескать, они являются единственной «девственно чистой» нацией. И почему-то эти самые немцы устроили настоящую охоту за лицами еврейской и польской национальностей. А уж если какой-нибудь еврей или поляк обладал, помимо своей далеко «нечистой» нации ещё и умной головой с проницательно-светлыми мозгами, охота за ним вообще превращалась в травлю, потому что, являясь «истинными арийцами», немцы никого не желали видеть впереди себя. Тем более, если речь заходила о науке.
Вот так молодой физик Мичеслав Бжвердинский и оказался в Стране Советов, где его мозгам нашлось достойное применение. Когда же «девственно чистые» немцы, оказавшиеся на самом деле зверствующими фашистами, напали на Советский Союз, Мичеслав, которого не успели отправить обратно в Польшу, недолго думая, взял в руки оружие и пошёл защищать страну, которая оказалась достаточно приветливой и гостеприимной по отношению к нему и к другим учёным-физикам из разных стран, по большому счёту, конечно, социалистических. Ну, или тех, которые пытались построить социализм на своих территориях.
А когда война закончилась и надо было уезжать из государства, высоко оценившего его умственный потенциал, Мичеслав надумал жениться на выходившей его после ранения медсестре, продлив тем самым себе до конца жизни «вид на жительство» в стране, где его никто и никогда не преследовал. Наоборот, защитив диссертацию, Мичеслав получил сначала должность преподавателя в МГУ, а затем и должность заведующего кафедрой тепловой и молекулярной физики.
В браке же, проявив себя настоящим мужчиной, он получил от своей жены шестерых ребятишек обоего пола и стал счастливым отцом, а затем дедом и даже прадедом. Славика он успел понянчить до двух лет, передав тому по наследству жёсткие и упрямые волосы, плохо поддающиеся расчёскам и гребешкам. И уж конечно, то, о чём он не без гордости любил говорить в кругу семьи — славную фамилию Бжвердинский, которая, исходя из его умозаключений, должна была сделать хотя бы кого-нибудь из потомков продолжателями славной науки под названием «Молекулярная физика».
Потом получилось так, что родители Славика переехали жить под Тулу. «На периферию», — как говорила мама. Что такое «периферия», Славик, конечно же, до определённого возраста не знал. Он так и думал, что город, в котором он теперь живёт, так и называется — Периферия. Только позже ему стало ясно, что «периферией» мама называла любое место, которое географически было в стороне от Москвы.
Физику Славик, учась ещё только в шестом классе, пока осваивать не начал, а вот всё неудобство трудно выговариваемой своей фамилии, которой так гордился его предок, успел испытать в полной мере. Одноклассники, которые вдруг ни с того, ни с сего поняли, что Славика можно называть на свой, весьма противный, лад, обращались теперь к нему так, будто решили победить в соревновании под названием: «Кто „круче“ вывернет на изнанку старинную польскую фамилию».
Поэтому, приходя в школу, Славик начинал слышать, как его подзывают: «Эй, Бж-бж-бже, бжве… Тьфу, как тебя там? Короче, иди сюда». Другие, как только Славик переступал порог класса, заводили другую пластинку: «О! Жердинский (или жердина) явился, глядите!»
Классу к восьмому ему поначалу так и оставили было прозвище «жердина». Однако потом прицепившие такую нелепую кличку к Славику одноклассники, которые не отличались быстротой ума в изучении школьных предметов, всё же сообразили, что сравнить с жердью невысокого по росту Славика вряд ли было можно. Поэтому кличка «жердина» как-то не прижилась, зато вместо неё Славику дали другое прозвище, не сильно, правда, отличавшееся от предыдущего — «жердяй».
Что это такое, Славик даже не пытался объяснить сам себе, потому что знал точно: в русском языке такого слова нет, да и никогда не было. Драться с обидчиками он, как и Генка, который тоже пострадал от своей фамилии, не стал, и постепенно примкнул к группе «ботаников», которые, в противоположность другой половине класса, к фамилии Славика не проявляли абсолютно никакого интереса, а увлекались совершенно другими вещами.
Правда, Славик в плане увлечений выбрал себе не физику, как того хотел его учёный прадед, а биологию. Но «жердяем» для своих хулиганистых и грубоватых одноклассников и для тех, кто учился в параллельных классах, так и продолжал оставаться.
Биология, которая стала настоящим увлечением для юного Бжвердинского, вызвала новую волну насмешек со стороны тех, кто увлечений в школьных предметах для себя не находил, а то, что задавалось на дом, просто списывал или у своих же, или в появившихся в книжных магазинах книгах с готовым домашними заданиями. То, что этим они оказывают себе «медвежью услугу», одноклассники Славика не задумывались, а вот в его адрес обидные шутки и колкости летели постоянно.
«У-у-у-… наш ботаник и вправду ботанику любит», — в открытую смеялись над ним в шестом классе, потому что изучение биологии действительно началось именно с ботаники. Затем в жизнь Славика вошла зоология, и он с увлечением открывал для себя называния таких животных, коих не видел раньше даже на картинках. Джунгарские хомячки, которые, как выяснилось позже, жили парой в зооуголке кабинета биологи, быстро наскучили Славику.
В седьмом классе заветной его мечтой была поездка в московский зоопарк, потому что в их небольшом городке в Тульской области никакого зоопарка и в помине не было. На животных же посмотреть ему очень хотелось, и он чуть не плакал от досады, когда его одноклассники поехали на майские праздники в столицу, а Славик из-за свалившейся на него ангины поехать, естественно, никуда не смог.
Правда, когда Бжвердинский узнал, что ребятам из его класса устроили экскурсию, в которую посещение зоопарка не входило, он всё равно продолжал расстраиваться. Даже однажды поймал себя на мысли, что он «как-нибудь исхитрился бы, но в зоопарк бы попал». Как бы это произошло, Славик не мог себе чётко представить, скорее всего, он просто попытался бы отбиться от своих и поехал бы туда, куда звал его интерес.
О том, что их немолодая уже классная руководительница Мария Сергеевна могла бы получить инфаркт от того, что у неё в суматошной столице пропал ученик, Славик в силу своего возраста ни разу не подумал. Но, видимо, Марии Сергеевне просто повезло, что Бжвердинский так некстати заболел и тем самым избавил её от сердечного приступа.
Когда же на следующий год зоологию сменила анатомия, Славик читал учебник так, словно это была одна из самых интересных художественных книг в его жизни. На главе «половое развитие» он, как и все его одноклассники, задержался подольше, но не намного. Потому что кроме этой главы там было довольно понятное, а главное — интересное! — описание строения глаза, уха, а также рассказывалось про опыты Павлова на собаках. Прочитав про условные и безусловные рефлексы, Славик перешёл к описанию большого и малого кругов кровообращения.
И всё это время, пока в его руки попадали такие занимательные, на его взгляд, учебники, Славик пытался определить, что же именно ему нравилось больше всего, а может, и с чем он хотел бы связать свою будущую профессию. Но это оказалось нелёгкой задачей, поскольку ему хотелось то изучать микробов, то разводить невиданные по красоте цветы, то изобрести такое лекарство, которое навсегда избавило бы человечество от некоторых смертельно опасных заболеваний.
Он, было, поделился своими мыслями с родителями, но их реакция разочаровала. Папа, который приходил домой поздно ввиду того, что работал аж в трёх местах, чтобы обеспечить семью материально, только махнул рукой и с неопределённостью в голосе сказал, что Славику ещё рано думать о подобных вещах — мол, для начала хотя бы девять классов закончить надо, а там уже смотреть.
Мама же отнеслась к словам сына более внимательно. Она выслушала сбивчивую речь Славика, связанную с его колебаниями по поводу его будущего, но так же, как и папа, посоветовала пока что хотя бы перейти в девятый класс. «А потом видно будет, — сказала она с улыбкой, — кто из тебя получится: биолог, ботаник, ветврач или обычный доктор. А может, ты ещё кем-то захочешь стать, где биология совсем даже и не потребуется».
Короче говоря, Славик на свой вопрос «Кем быть?» так и не получил от родителей дельного совета и остался наедине со своими мыслями, которые подобно маятнику раскачивались в разные стороны, но никак не хотели стоять на месте и порой доводили Славика аж до головной боли.