Площадка у газопроводного ввода, где, когда не сушилось бельё, хорошо было через натянутую между столбами верёвку играть в волейбол.
Пожарная лестница, откуда можно было обозревать окрестности или прыгать вниз на спор — кто выше залезет и кто дальше прыгнет.
Ну и, конечно же, беседка, где можно было не только встречаться и разговаривать, делясь своими впечатлениями и секретами со сверстниками, споря и мечтая о будущем. Самая обычная, увитая вьющимися растениями типовая беседка, которая вечером, после спадания азиатской жары, превращалась в своеобразный клуб общения.
Здесь с наступлением темноты, несмотря на недовольство жильцов первых этажей, начиналась истинная
«В нашу гавань заходили корабли.
Большие корабли из океана…»
Или:
«Как турецкая сабля твой стан.
Рот — рубин раскалённый…»
Довольно часто таким гитаристом был Олег Погожев, парень из соседнего дома с нашего же двора. Олег в свои шестнадцать лет считался в наших глазах совсем уже взрослым, поскольку он к тому времени открыто дружил со своей девушкой Светой c параллельной улицы.
Сидели часто не на досках сидений, с вырезанными ножом не совсем нормативными выражениями вперемешку с признаниями в любви, а обычно на перилах. Почему-то казалось, что так слушателей умещается больше. А может, интереснее было, когда сидели плотнее все вместе — и девчонки, и парни. А где ещё можно было в то время ощутить рядом близкое и волнующее кровь присутствие другого? Только где-нибудь в школе, на «Голубом огоньке», во время медленного танца, да и то, если не боишься насмешек одноклассников.
Она хоть и неживая, но эта беседка видела и слышала многое. Хранила в укромных своих местах не только что-то не совсем позитивное, вроде пустого стакана или недокуренных «бычков» сигарет, но в памяти её было и много светлого: первые робкие прикосновения и жаркие объятия с бурными объяснениями. И лепет малышей по утрам, с воркованием юных мамочек. И все разговоры и пересуды соседей о происходящем в стране, городе и уж тем более — дворе.
Однажды как гром среди ясного неба прозвучало известие об убийстве Олега. Никто во дворе не хотел в это верить. Девчонки отводили глаза и шмыгали носами. Парни скупо пересказывали слухи и свои версии произошедшего.
В те времена особых ценностей у основной массы советских людей, кроме собственно человеческой жизни, даже и не припомнишь… Бывало, и ей-то недостаточно дорожили. В поножовщинах у танцплощадки в парке имени Панфилова или в драках в микрорайонах бывали случаи, когда убивали молодых парней. Но это в основном по слухам, мы их и знать не знали, это было как бы в параллельном мире.
Мало кто тогда имел собственный автомобиль, а если и были такие счастливчики, то безмятежности это обстоятельство им никак не прибавляло: каждый раз покидая машину, им приходилось снимать с неё зеркала заднего вида, дворники, да и вообще всё, что могли скрутить или выломать мелкие воришки и просто уличные хулиганы. Но всё это происходило вне нашего двора, у нас во дворе была одна или две машины, да и то их ставили в гаражах.
А из общедоступных дорогих по тем временам вещей могли быть только часы или редко встречающиеся женские полусапожки. И то, и другое стоило не дороже 20−30 рублей. Или зимняя шапка из кролика, которая вообще стоила 16 рублей. Правда, её было не достать, в продаже практически не бывала. Поэтому обладание такими вещами нельзя сказать что часто, но изредка, становилось чрезвычайно опасным.
Случаи нападений бандитов активно обсуждались во дворе, обрастая самыми различными подробностями. Иногда они заканчивались не просто ограблением, но и пролитием крови, а реже — совсем трагически, как с Олегом.
Ещё не поздним вечером Олег со Светой гуляли по «Дзержинке», проспекту Дзержинского. Надо ли о какой опасности думать двоим влюблённым практически в центре многолюдного города?
Олег сразу упал, потеряв сознание, когда сзади один из бандитов ударил его по голове, но быстро пришёл в себя. Вернулись к дому и постояли недолго у подъезда. Не потому, что он теперь был без шапки, в тот вечер было не очень холодно. Просто немного кружилась голова и его подташнивало. Он лёг спать, а ночью у него произошло кровоизлияние в мозг и спасти его уже не смогли…
Этот случай стал забываться, ведь жизнь двора не прекратилась. Лишь изменилась немного, потому что в беседке стало как-то тише и пустыннее. А через месяц с небольшим после похорон Олега беседка вновь как бы встрепенулась, забурлив разговорами и новыми подробностями.
Отец Олега работал в техническом отделе республиканского МВД и попросил коллегу-кинооператора заснять на киноплёнку похороны сына. Да и вообще смонтировать потом фильм, на память.
Когда близкие и родственники собрались на сорок дней, то, вспоминая Олега, эту плёнку прокрутили присутствующим, и Света громко вскрикнула, увидев неожиданно на самодельном экране из простыни тех двух убийц. Народа на кладбище во время похорон было много и бандиты ходили с краю, прячась среди людей и могил, внимательно прислушиваясь к разговорам.
Как рассказывали потом во дворе, эти двое давно занимались грабежами и успели отправить на тот свет до Олега ещё четырёх человек. Действовали по одной и той же схеме. Оружием у них был утяжелённый свинцом кусок трубы, с надетым на неё резиновым шлангом. А чтобы не привлекать внимание, труба заворачивалась ещё и в журнал или газету. За счёт этого внешней раны обычно на голове не было и шапка гарантированно не пачкалась кровью, поэтому её можно было потом сразу сбыть барыге-перекупщику.
Обоих бандитов суд приговорил к расстрелу.
Уже позже, в самом начале 70-х годов, возвращаясь поздними вечерами домой по своей улице Киевская, я поневоле задерживал шаги услышав что-нибудь знакомое, из позднего детства, а может, начала юности:
«Пой, скрипка моя, плачь.
Расскажи на сердце как тоскливо…»
Но это доносилось уже не с нашего двора, да и беседка сама не дожила до тех времён, когда я навсегда покинул свой двор. Она возрождалась каждый раз после двух или трёх пожаров и варварских разрушений, а потом её снесли окончательно, вероятно, от греха подальше.
Но другого гитариста она, похоже, так и не приняла…