Обычаи чтили в каждом доме. Каждая хозяйка старалась, чтобы в грязь лицом не ударить перед дорогими гостями. Вот и в доме Кулиничей так было. Женщины суетились по дому, стараясь как можно лучше кутью приготовить. Для главного блюда на столе брали зерна и семена растений не случайно, ведь зерно надолго сохраняет жизнь, а семя составляет вечный кругооборот, символизирующий нескончаемость жизни.
— Эй, Марфушка, не ленись! — покрикивала дородная матрона на свою дочь — рябую девку-перестарка, чтобы та проворней накрывала на стол.
«Вот уж скоро первая звезда на небе появится, возвестив люд о рождении Боженьки, а эта кулема и в ус не дует! — женщина недовольно насупила брови, воззрившись на Марфу. — Ну никакого толку с нее нет. От того, видать, в девках и засиделась, что уж больно ленивая, все из-под палки делает. Нет чтоб сама взяла, да и без мамкиной указки угощения приготовила, да на стол накрыла так, что любо-дорого!»
Женщина печально покачала головой, наблюдая за тем, как дочка неуклюже за ухват взялась и трясущимися руками пытается из печи казан с кутьей вытащить.
— Что ж ты, окаянная, делаешь? — тот же час мать сорвалась с места, бросив на столе замешанное на куличи тесто, выхватила из рук Марфуши ухват. — Не хватало, чтоб ты сочиву на пол опрокинула! — не унимаясь, ворчала матрона. — И когда из тебя человек будет?
Марфа растерянно развела руки, словно пытаясь дать матери ответ на ее вопрос, мол, не знаю, маменька! Прокофья Свиридовна, а именно так звали недовольную матрону, ловко вытащила из огня, с пылу-с жару ароматную кутью и поставила ее в центр стола:
— Знаешь что, Марфушка, ты лучше живности разной из теста нарежь, ну там овечек разных да телят! — при этих словах Прокофья расплылась в улыбке, видать, вспомнила, как еще в далеком детстве расставляла такие фигурки по всему дому, по всем комнатам, да родственникам в подарок носила.
— Эх, маменька, — задумчиво протянула Марфа, старательно вырезая из раскатанного пшеничного теста фигурку барашка, — вот бы на Свят вечер мое желание заветное исполнилось!
Девка мечтательным взглядом выглянула в окошко. Звезды на небе еще не появились, значит, есть еще время, чтоб стол накрыть.
— На Свят вечер, дочка, все возможно, — обмахивая подолом длинной юбки стоящие в печи куличи, весело сказала женщина.
Праздничная суета прошла, стол уже почти накрыт, а значит, и поговорить по душам с дочерью можно, пока паски не подошли и гости в дом не нагрянули. Женщина придирчиво оглядела накрытый стол — десять блюд уже готовы: тут и кутья на меду, и взвар, и сочные кулебяки. Чего на столе только не было!
— А как же, маменька, сделать так, чтоб желание заветное исполнилось? Говаривают, что этот вечер полон чудес! А я сколько лет живу, еще ни с одним дивом так и не столкнулась, — послышался грустный вздох.
— Да ты, Марфушка, не грусти. Новогодние чудеса сбываются, когда в них верят! — Прокофья Свиридовна ловко собрала со стола вырезанные Марфой фигурки зверей и быстро отправила их в печь. — Мне вот еще бабка моя сказывала, — дородная матрона решила приободрить повесившую от уныния нос дочку рассказом из своего детства, — что такая вот живность из теста с появлением первой звездочки на небе оживает!
Женщина хохотнула, вспомнив, как будучи еще совсем несмышленой девочкой, бывало, по полночи поджидала, чтоб такой вот мучной барашек или теленок заговорил с ней.
— Оживает? — удивленно приподняла рыжую бровь Марфа, переводя взгляд с лица матери на печь, в которой начали уж было зарумяниваться фигурки животных.
— Ага, так и есть, дочка, оживает. Так вот… — женщина поучительно подняла вверх указательный палец, — такая вот зверушка поведать может, как желаемое в Свят вечер получить.
С этими словами Прокофья Свиридовна вытащила из печи ароматные куличи и мигом поставила их на стол. Тут же из печи на стол перекочевали и кудрявые баранчики с телятами да лошадками из теста.
Прошло совсем немного времени и послышался стук в дверь, на пороге появилась честная компания, повсюду люд веселился на славу, на улице то тут, то там звучали праздничные песни и шутки. Молодежь затевала разные игры да гадания. Шум и радость царили повсюду, как-никак первая звезда на небе взошла и возвестила о большом чуде.
— Народ везде гуляет! — с этими словами гости вошли в дом и расселись за накрытым столом.
— Радуйся, ой радуйся, земле, сын Божий родился! — услышала непонятный голос Марфушка и беглым взглядом окинула лица пришедших родственников.
Все сидели чинно-благородно, читая перед зажженной свечей, поставленной на круглый каравай, праздничную молитву.
— Бе-бе, — донеслось до ушей девицы, — радуйся, радуйся! — все тот же непонятный голос возвещал благую весть.
Казалось, кроме Марфуши его никто не слышит.
«Почудилось», решила девка, но тут же другой тонкий голосок тихо заржал:
— Иго-го! Звезда первая на небе взошла. Радуйся, люд!
Ничего не понимающая девица бросила взгляд на большой тарель с животными, которых сама давеча из теста вырезала. На блюде прыгала и радовалась первой звездочке пшеничная живность.
Барашки блеяли, лошадки — ржали, телята — мычали. Недолго думая, девица незаметно от всех взяла со стола хлебную овечку, да и спрятала ее в рукав.
С последними словами молитвы, звучащей за столом, перестала плясать и радоваться пшеничная живность, все фигурки животных мигом замерли и неподвижно легли на блюде.
Еле-еле дождалась девка, чтоб улучить момент и выйти из-за стола. Оказавшись в своей светелке, подальше от шума веселого застолья, девка вытащила из рукава припрятанного мучного барашка. Баранчик резво запрыгал на девичьей ладошке звонко блея.
— Вот так диво! — ахнула Марфа. — Права, значит, мамка была.
Девушка осторожно погладила баранчика по искусно вырезанным из теста завиткам.
— Радуйся, радуйся! — проблеял тот, возвещая о чуде.
— Да я радуюсь, — улыбнулась девица, обнажив белые ровные зубы, — а если ты, барашек, скажешь мне как сделать так, чтобы мое заветное желание исполнилось, я еще радостнее стану! — прыснула со смеху Марфушка, глядя, как хлебная овечка забавно взбрыкивает в прыжке.
— А какое у тебя заветное желание? — поинтересовался баранчик, заглянув в веснушчатое девичье лицо. — Чего душа твоя больше всего на свете желает?
Девка задумалась. Ей так многого хотелось: хотелось, чтоб дом был всегда полная чаша, чтоб с достатком, хотелось красавицей сделаться, чтобы все молодцы головы ей вослед заворачивали, да и замуж жуть до чего хотелось, уж и лета девичьи проходят, а никто ни разочка и сватов к ней не засылал.
Недолго думая, девушка определилась:
— Я замуж хочу! — густо покраснев, пролепетала она. — Да чтоб муж был добрый, и чтоб хозяин хороший был, да меня чтоб любил и век на руках носил!
— А-а-а, — мотнула головой овечка, — и только-то. Это проще простого! — топнул барашек маленьким копытцем.
— Так что делать-то надо? — девка в нетерпении заерзала на месте.
— Тебе, Марфушка, только и того, что надобно, чтоб в этот вечер Маланка тебя поцеловала.
— Маланка?! — удивилась девка.
— Ну да! — проблеял барашек. — Как только к вам в дом колядники придут, песню заведут, вот тогда-то и нужно, чтобы ряженый Маланкой парень поцеловал тебя трижды.
При этих словах Марфушка крепко задумалась и не заметила, как мучная овечка спрыгнула с ее ладони и поскакала через всю светелку к выходу с радостными выкриками:
— Радуйся, радуйся, земле, сын Божий родился!
Из оцепенения Марфу вывел громкий стук в дверь:
— Отворяй, хозяин, коляда пришла! — густой бас раздался со двора.
— Колядники! — встрепенулась девица и опрометью бросилась, задрав подол длинной юбки, к входным дверям дорогих гостей встречать.
Как только дверь отворилась, зазвучала веселая песня в честь праздника:
Пришла Коляда Накануне Рождества, Дайте коровку, Масляну головку!
— запели тонкими голосами в унисон раскрасневшиеся на морозе девицы.
— А дай Бог тому, / Кто в этом дому, — подхватили юноши, приплясывая на месте. — Ему рожь густа, / Рожь ужиниста, / Ему с колоса осьмина, / Из зерна ему коврига.
Колядующие ловко подставили под двери большой мешок, куда уже успели наколядовать всякой всячины.
— Из полузерна пирог, — на этих словах в мешок Прокофья Свиридовна бросила вязанку баранков, пироги с маком да леденцы на палочке.
— Наделил бы вас Господь И житьем, и бытьем, И богатством, И создай вам Господи, Еще лучше того!
— пропели хорошие пожелания хозяевам в благодарность за гостинцы колядующие.
Не успела песня закончиться, как тут же из группы пришедших выскочил на середину двора ряженый парень, переодетый в козу:
— Ой авсень, / Ой коляда! — прогудел он зычным голосом. — Дома ли хозяин?
— Его дома нету! Он уехал в поле / Пшеницу сеять! — выступил вперед еще один юноша, одетый в женскую одежу. На его голове красовался ярко-алый платок в пестрый цветочек, лицо ряженого было густо накрашено белилами, а на щеках багровым цветом выделялся нарисованный румянец.
— Сейся, сейся, пшеница, — пробасил из людской гущи коренастый мужичок, продолжая театрализованное представление, — Колос колосистый, зерно, зернистое!
Марфа восхищенно наблюдала за происходящим спектаклем, в ее глазах блеснули озорные искорки.
— Хороша Маланка, — прыснула со смеху Марфушка, глядя, как нескладный долговязый парень в длинной юбке пошел скакать вприсядку.
«Как же сделать так, чтоб он поцеловал меня?» — на мгновенье задумалась девица и тут же у своих ног услышала приглушенное блеяние. Это ее старый знакомый, хлебный баранчик, резвился и плясал на пороге. Не долго думая, схватила его девица и выскочила во двор навстречу Маланке, вручая ей гостинец.
Ряженый с благодарностью принял подарок и в знак признательности одарил девку троекратным поцелуем.
— Спасибо тебе, Маланка! — глаза девушки светились неподдельным счастьем и тут же встретились со взглядом наряженного Маланкой юноши. Он с такой теплотой и любовью заглянул Марфе в глаза, что девка тут же поняла, что именно он — ее судьба!