Мастерство авторов вдохновляло читателей и звало их к новым победам (то есть к новым обедам). Дело, казалось бы, оставалось за малым. Пусть товарищ Сталин даст приказ, а нарком пищевой промышленности товарищ Микоян возьмет под козырек и этот приказ выполнит. А еще лучше — если перевыполнит!
Впрочем, тут смычка с реальностью явно нарушалась. В области производства еды ни перевыполнения, ни даже выполнения планов не предвиделось. И хотя реклама внушала населению: «Всем попробовать пора бы, как вкусны и нежны крабы», население могло претендовать, в основном, на незамысловатые и надежные хлеб, картошку с селедкой и водку под соленый огурец либо квашеную капусту.
С чуть более поздних и чуть более изобильных времен остался в народной памяти нехитрый список советских деликатесов, облеченный почему-то в форму ценника: «Вода с сиропом — 3 копейки, Хлеб — 16 копеек, мороженое „Пломбир“ — 19 копеек, колбаса — 2.20, водка — 3.62». И еще один символ разгульной жизни с цифрами на боку: «Портвейн 777».
Этот легендарный напиток вошел в память народную гораздо более глубокой отметиной, нежели несколько сотен резолюций съездов и разнообразных пленумов ЦК КПСС, называвшихся историческими. Впрочем, население к лукавой логике начальства привыкло и упрямо не верило ни тому, что говорилось, ни — тем более — тому, что писалось. Посему все знали: в бутылке с надписью «Портвейн» — совсем не портвейн, а нормальная «бормотуха», виноградный сок, разбавленный спиртом до крепости в 20 градусов.
И хорошо, если сок был в самом деле виноградный, а спирт — не технический. Азербайджанские виноделы пытались придать своему изделию дополнительное сходство с реальным портвейном. Для этого в приготовленную «бормотуху» засыпали дубовую стружку и всю эту смесь нагревали градусов до 70. Чем, говорят, имитировали характерный запах, появлявшийся у настоящего портвейна после нескольких лет выдержки в дубовых бочках. Дегустаторы из подворотни подтверждали: точно, у азербайджанского «Агдама» вкус жженной пробки.
В этих самых подворотнях буйное советское юношество пило портвейн, собираясь на поиски приключений, которые чаще всего заканчивались дракой. Советский портвейн без промедления бил по голове, повышал самооценку и понижал чувствительность к ударам кулачным и к ударам судьбы. И к тому же он был потрясающе дешев!
Надо сказать, что из всех советских спиртосодержащих фальсификатов портвейн менее всего притворялся благородным и был простодушным пролетарским бухлом. Этим, с позволения сказать, напитком можно было отравиться, им и травились. Каждого третьего из заправлявшихся этой дрянью выворачивало еще в самом начале процесса пития. Так что почти у всех, кто когда-либо советский портвейн дегустировал, одно это слово вызывало рвотную реакцию. По этой причине настоящий португальский портвейн в конце 1970-х годов, непонятно какими путями залетевший на прилавки московских винных магазинов, успеха не имел.
Между тем настоящий портвейн, который изготавливают в окрестностях португальского города Порту — напиток обалденный. В нем оптимально сочетаются сладость и горечь, поскольку содержание алкоголя в портвейне выше, чем в натуральных винах. Вероятно, поэтому портвейн согревает и настраивает на приятные размышления. Едва пригубив бокал портвейна, уже чувствуешь себя благородным английским лордом.
Именно эти самые лорды и открыли портвейн сначала для себя, а потом для мира. Произошло это в начале 18-го века, когда англо-французские отношения осложнились настолько, что на остров был запрещен ввоз французских вин. Однако предприимчивые британцы головы перед галлами не склонили и нашли замену истощившемуся горячительному источнику. Оказалось, что в Португалии в долине реки Дору выращивали виноград, завезенный в эти края еще в 11-м веке французским герцогом Генрихом II Бургундским, первым графом Португалии и основателем династии, правившей этим краем вплоть до конца 14-го века. Бургундские вина, можно сказать, под боком! Это была удача.
Впрочем, оказалось, что это только сказка скоро сказывается, а португальское вино в Лондон доставляется нескоро. Настолько нескоро, что в пути по морю оно скисало. Тогда кто-то из торговцев применил известный в их кругу прием: в вино стали добавлять немного бренди. Спирт в концентрации около 15% надежно убивал всех микробов. Кстати, таким же образом моряки, плывущие через океан, предохраняли питьевую воду от цветения. В основном использовали для этого ром — единственное спиртное, производившееся в Америке в 17−18 веках.
Весь 18-й век крепленое вино из Порту (Porto wine) пользовалось большим успехом в Англии. Но это еще был не портвейн. Только в 1820 году виноделы начали сами добавлять бренди в вино, прерывая процесс брожения. В результате некоторое количество сахара не превращалось в спирт, а оставалось в вине, делая его необычайно сладким. Это вино было также и необычайно крепким, потому что в натуральном вине не может содержаться более 12−13% спирта. При такой его концентрации бактерии, превращающие сахар в алкоголь, погибают. А в портвейне, благодаря добавлению 40-градусного бренди, спирта могло содержаться до 20%! К 1852 году технология изготовления портвейна была разработана, опробована и, так сказать, канонизирована.
Ублюдочные советские портвейны — дети прекрасных родителей. Производство крепленых вин из винограда местных сортов было освоено в Крыму, начиная с 1879 года. Производили русские портвейны (которые в то время никто портвейнами не величал) на заводах, расположенных в поселках Магарач и Массандра, неподалеку от Ялты. Эти заводы принадлежали Удельному ведомству, которое среди прочего занималось поставками вина к императорскому столу. Качество производства гарантировали имена выдающихся виноделов, которые здесь работали.
В советское время неторопливый и основательный темп работы на виноградниках и в винных погребах сменился «сплошной лихорадкой буден», стремлением прыгнуть выше головы и, конечно, перевыполнить план. В результате получилось то, что получилось. К марочным портвейнам Массандры и Магарача массовое советское алкогольное пойло никакого отношения не имело.