Эти мужчины похожи на ловцов легкой добычи и юных тел, которые приходят в атмосферу сейшенов и праздника раз в трехлетие, а то и каждый год. Потом девочки взрослеют, набираются ухоженности и поклонников, выбирают из них самого-самого, остепеняются и исчезают из «гнезда разврата».
Но приходят другие — с такими же наивными мечтами, желанием оказаться в гуще событий, стать известными, до той даже степени, когда среди многообразия лиц и имен твое светится неоновыми голограммами. Его знают все. Как и все знают этого самого мужчину, в сети которого птичка попадется без вариантов. Станет ему другом, любовницей, спутницей — но не останется в стороне. Взаимовыгодное знакомство принесет паре много удовольствия и приятных минут, после чего они расстанутся, не сетуя на прошлое, в теплых приятельских чувствах друг к другу.
Я называю этих мужчин «вечными художниками». В погоне и в поиске того самого рецепта вечной молодости и харизматичности они не замечают, как меняются времена, а сами они безудержно стареют. Их уже не красят модные вещи и слова, которыми усердно пополняется их лексикон, перестает отдавать приятным манящим блеском гель для волос, даже кепки уныло свешивают козырек с головы… Линза фотокамеры уже не с той легкостью ловит фокус милых лиц, а новые «аглицкие» стальные ботинки перестают привлекать к себе внимание танцпола. Музыка их души все больше отдает стариной и пылью старых библиотек. Юмор тоже увядает — он не вечен, как и тело этого «художника».
Чаще всего «вечные художники» оседают где-то в области ди-джеев, барменов, танцующих клабберов, музыкантов и эмси, естественно. Ожидая признания мира, на один лишь поворот головы которого они положили половину жизни, такие мужчины заканчивают свою звездную популярность, сидя у стойки бара с бокалом старого доброго друга — хайбола с вискарем. И нет ничего грустнее и тусклее их взгляда, что осматривает украдкой вот только, кажется, блистающий танцпол с энергично поплясывающими милыми барышнями, что проводят время в компании новых и таких же «вечных художников».
Им бы поменять работу, атмосферу, окружение, выйти на улицу при свете дня и, наконец-то, углядеть мир таким, какой он есть. Не навешивая на него мишуру, не обливая брызгами шампанского, не пытаясь услышать его сквозь драм-энд-бас, звучащий в голове… Но они не могут, эти бедные, вечные и никому уже не нужные «художники», которые так много времени провели в «местах не столь отдаленных», что уже и не знают — а как это, жить по-простому?
Мне их искренне жаль. И на месте бармена, что услужливо подливает им виски в стакан, я бы сказала такому: «Друг! Не все потеряно! Ты же вечный художник! Так иди и нарисуй мир не льдинками, оставшимися в бокале мохито, а обычными акварельными красками. Они не тают, друг. Они живые…»