Да, без всяких сомнений, за мешок картошки уже едва ли назначат наказание, связанное с лишением свободы. И так же маловероятно получить реальный срок лишения свободы за преступления небольшой или средней тяжести, совершенные впервые, вследствие заблуждения или стечения обстоятельств, и естественно, при отсутствии непогашенных судимостей. У уголовного суда появилось больше пространства для маневра, появилась возможность не сажать человека за всякую ерунду, формально подходящую под признаки конкретного состава преступления. В общем, если раньше суд мог назначить наказание ниже низшего предела предусмотренной статьей УК санкции, и то только при наличии в деле смягчающих вину обстоятельств, то сейчас эти низшие пределы практически везде отсутствуют, и, соответственно, многие преступные деяния, в части назначения наказания, могут рассматриваться судом в пределах санкции нового уголовного закона от ноля, то есть от возможности назначить альтернативное наказание, не связанное с непосредственным лишением свободы.
В тексте закона все замечательно. В качестве альтернативного наказания появились принудительные работы, в советское время это называлось химия. Закон действительно стал мягче, появилась возможность более адекватной оценки преступления, и преступник может получить наказание, соответствующее наступившим в результате деяния последствиям и степени общественной опасности. Но работает ли новый закон в полной мере?
Насколько я понимаю ситуацию, основная проблема отечественного судопроизводства — это не текст закона, а сама структура суда, где суд и обвинение напрямую зависят друг от друга. Обвинение занимается предоставлением доказательств, суд доказательства оценивает, зачастую придерживаясь позиции обвинения.
Мне сложно говорить, по каким причинам так происходит. Может, дело в том, что некоторые судьи сами в прошлом работники прокуратуры, а в прокуратуре — немало будущих судей. Как бы там ни было, а суд и прокуратура у нас слишком тесно связаны. В итоге обвиняемый, если у него нет денег, практически обречен в нашем суде просто потому, что выступает в свою защиту самостоятельно. Нет, конечно, государство предоставляет ему защитника и как бы все честно, но по факту бесплатный защитник, как правило, просто присутствует на процессе для галочки — то есть формально, и в материалы дела не вникает. И выходит так, что многие получают сроки за свою юридическую безграмотность.
Также, на мой взгляд, проблема наших законов в инструментах их применения, где главным основанием постановления обвинительного приговора часто является внутреннее убеждение суда, которое невозможно оспорить в кассационном порядке, и о сути этого убеждения никто, кроме судьи, вынесшего приговор, никогда не узнает. То есть судья имеет возможность принимать решения, ссылаясь на это самое внутреннее убеждение, которое формируется в ходе судебного заседания и при изучении материалов уголовного дела, которые сформированы дознанием или следствием, а прокуратурой проверены и переданы в суд. При этом отчитываться суд ни перед кем за свое убеждение не должен.
Более того, судья вообще практически не несет ответственности за вынесенный приговор. В каком производстве может быть качественный результат, где производитель вообще не отвечает за свою продукцию?! Самое главное для суда — это формально обосновать приговор по каждому пункту, и тогда судья прикрыт со всех сторон, а уж возможностей для такого обоснования в наших УК и УПК сколько угодно. Обидно, что результатом низкого качества работы может стать поломанная человеческая судьба.
Вывод напрашивается такой, что, пока никто не несет ответственности за принимаемые решения и пока оправдательный приговор в нашей стране — это чудо, просто потому что это камень в огород следствия и обвинения, законы, направленные на гуманизацию, либерализацию
И еще один аспект, которого хочется коснуться, это ситуация с теми, кого осудили до внесения изменений в УК и кто отбывает назначенное судом наказание. По закону, на основании статьи 10 УК РФ, все ранее вынесенные судебные решения по статьям, подвергшимся изменению в благоприятную для осужденного сторону, подлежат пересмотру, и тем, кто пишет ходатайства о пересмотре приговоров, эти приговоры обычно пересматривают. Вопрос только в том, как это происходит.
Представьте ситуацию, где есть осужденный, отбывающий наказание в другом регионе, который хочет подать ходатайство о пересмотре приговора на основании ст. 10 УК РФ. Данное ходатайство подается в суд по месту отбывания наказания и по месту же, то есть в местном суде, это ходатайство рассматривается. Но для подачи ходатайства осужденному необходимы копии всех судебных решений по делу, соответствующим образом оформленные канцелярией того суда, который эти решения принимал, то есть сначала надо эти документы запросить в суде, где человека осудили. Получение нужных копий — это минимум месяц-два времени. Потом подача ходатайства и назначение даты рассмотрения — это еще полтора-два месяца. Далее ходатайство удовлетворяется, не всегда в суде первой инстанции, но удовлетворяется, и сроки наказаний снижаются, но формально и очень незначительно. К примеру, по месяцу лишения свободы по каждой статье или эпизоду.
Но при этом те люди, кого осудили после принятия изменений в уголовный закон, по аналогичным статьям получают либо несоизмеримо меньшие сроки наказания, либо им вообще назначается наказание, связанное с ограничением свободы. То есть те, кто уже осужден до внесения изменений в УК, как бы виноваты в том, что совершили преступления раньше, и за это должны сидеть больше? А как же тогда равенство всех перед законом да и сама суть 10-й статьи УК РФ, где сказано о том, что закон имеет обратную силу, если он предусматривает улучшение положения осужденного?
В общем, везде формализм и бюрократия, а равно отсутствие у людей привычки и желания нормально делать свою работу. И потому реформы уголовного закона, в том виде, который мы имеем сейчас, какие-то половинчатые меры по своей эффективности, хотя звучит, конечно, красиво — либерализация, гуманизация… На мой взгляд, тут надо не только закон реформировать, а вообще всю систему — суд, обвинение, защиту. Нету в наших судах состязательности.