В один из прекрасных зимних дней я вышел из дома и направился в магазин, чтобы купить гвозди для ремонта квартиры. Кто бы мог предположить, во что превратится этот обычный поход за стройматериалами… А превратился он в незабываемую трёхмесячную экскурсию по следственным изоляторам и полное переосмысление таких понятий, как справедливость, правосудие и закон.
Возле дома ко мне подошли двое полицейских и молодой человек, который после некоторых сомнений указал на меня как на лицо, совершившее преступление. После этого у меня забрали гвозди, надели наручники и повели под белы рученьки в полицейскую машину. На мой вопрос, в чём меня, собственно, обвиняют, полицейские сказали, что я подозреваюсь в совершении тяжкого преступления.
К машине подвели ещё одну потерпевшую, женщину лет пятидесяти, которая сомневалась ещё больше, но под влиянием молодого человека, к моему большому удивлению, тоже опознала во мне преступника. Что именно совершил преступник, я тогда ещё не знал, но так как твёрдо был убеждён в своей невиновности, то тщетно надеялся, что в ближайшее время ситуация разрешится, и меня наконец-то отпустят домой делать ремонт.
В полицейском участке дали почитать 162 статью Уголовного кодекса, на основании которой мне будто бы грозило до десяти лет лишения свободы, и стали настаивать на признании с целью облегчить свою участь, но в чём я должен был признаться, так и не сказали.
Наконец, в половине одиннадцатого ночи привезли ещё одну потерпевшую, молодую даму, и устроили опознание. Меня посадили рядом с двумя статистами, совершенно не похожими на меня, и выдали номер. Каково же было моё изумление, когда и эта девушка опознала во мне бандита, который якобы посреди белого дня вошёл в квартиру, где находились трое вышеописанных потерпевших (все они являются членами одной семьи), представился сотрудником полиции и, угрожая ножом с пистолетом, потребовал выдать ему деньги. Хозяева квартиры мужественно отказались платить, тогда бандит забрал у них два мобильных телефона на сумму 12 тысяч рублей и скрылся. Причём меня больше всего удивило то, что эта дама даже нисколько не колебалась, в отличие от своих предшественников по опознанию. Напротив, она сказала, что узнала бы меня из тысячи.
Теперь некоторые подробности. Тем временем в моей квартире, где находились ошарашенные жена, тёща и двое несовершеннолетних детей, был проведён обыск. Естественно, никаких телефонов, ножей и пистолетов там найдено не было. После обыска один из оперативников попросил у жены мою фотографию для проведения каких-то таинственных следственных действий. В настоящее время судьба этой фотографии неизвестна. На письменное заявление моей жены с просьбой вернуть фотографию следователь ответил, что никто из работников полиции никакой фотографии в глаза не видел. Позже я узнал, что сотрудники полиции иногда показывают фотографию потерпевшим для сверки, чтобы на опознании они всё сделали «правильно».
Честно скажу, на данный момент я не знаю, что или кто стоит за показаниями людей, меня оклеветавших. Есть несколько версий: они ошиблись, они оговаривают меня, их заставили так сказать или заплатили денег.
«Преступление» произошло в три часа дня, когда на улице нашего посёлка было множество людей, и никто, кроме потерпевших, не видел, как я заходил к ним в подъезд, и тем более в квартиру. Зато несколько человек видели меня примерно через пять минут после, когда я мирно качал колесо своей машины возле дома в одежде, отличающейся от описанной в заявлении.
Единственного свидетеля, который фактически мог подтвердить моё алиби, — моего двенадцатилетнего сына — опросили только через три месяца после моего задержания.
У меня высшее образование, я работаю на одном месте работы более 12 лет, жена тоже работает, все, что мы имеем, включая квартиру, машину, пять телефонов, четыре компьютера и другие материальные блага, мы приобрели на деньги, заработанные собственным трудом. Никаких проблем с законом у нас никогда не было.
На мой вопрос следователю, верит ли он сам, что я мог посреди белого дня пойти в соседний дом в деревне с населением две тысячи человек к людям, которых я не знаю, и совершить такое преступление, он ответил, что не верит, но раз потерпевшие говорят, значит это я.
Через день после задержания мне предъявили обвинение и на три месяца отправили в СИЗО. Государственный адвокат сказал, что доказательств вполне достаточно, чтобы получить реальный срок.
Теперь, возвращаясь к вопросу, что же нужно в нашей стране, чтобы посадить человека за решётку, дадим на него ответ. Нужно, оказывается, совсем немного: достаточно показать на кого-нибудь пальцем и сказать, что этот человек преступник. Сразу после этого вы переходите в разряд обвиняемых и не имеете права даже подать встречный иск на оговор.
Никого не интересует, что всю жизнь вы честно платили налоги. Никого не интересует ваш социальный статус, уровень дохода и семейное положение. Если потерпевшие покажут на вас как на преступника, этого вполне достаточно, чтобы испортить вам жизнь и бросить за решётку. Поверьте, это касается всех! Завтра такие горе потерпевшие могут придти и к вам, и вы в полной мере отведаете прелестей тюремной жизни.
Никакой ответственности на практике такие люди не несут, так как в любой момент всё можно списать на добросовестное заблуждение. А следствие и прокуратура в ситуации, когда на весах стоят ваши показания против показаний потерпевших, всегда стоят на стороне последних.
В настоящее время ввиду «изменившихся обстоятельств» мера пресечения в отношении меня изменена на подписку о невыезде. Не буду описывать, каких усилий стоило мне и моим друзьям добиться этого. Тем не менее, обвинение не снято. Два раза в неделю я звоню следователю и спрашиваю: «Что дальше?» Он отвечает, что будем надеяться на лучшее.
Что ж, друзья, это хороший совет для всех нас. Будем надеяться, что когда-нибудь адская машина нашего правосудия изменится в лучшую сторону, и для того чтобы посадить человека в тюрьму, недостаточно будет ткнуть в него пальцем. Сколько таких надеющихся на справедливость невиновных людей сейчас находится в местах лишения свободы, мне неизвестно. По неофициальной статистике, около 30% от числа всех осужденных.